— Входи, Золотарев, — высунув голову на улицу, сказал Смерчинский.
В комнату прошмыгнул высокий мужчина средних лет. Он был одет в потрепанное демисезонное пальто. Из-под шляпы выбивались длинные непричесанные волосы.
— Знакомьтесь, — представил Смерчинский. — Товарищ прибыл из Тамбова, — пояснил он, заметив смятение на лице Цепляевой. — У них трудно с людьми и с деньгами. Он — член губкома левых эсеров. Они хотят установить связь с нами. — Пока Смерчинский все это объяснял Цепляевой, Золотарев молча наблюдал за ней.
— Проходите, присаживайтесь, — привычные слова говорила Цепляева, а сама напряженно думала: «Сказать, что порвала с эсерами, прогнать? Нет, нужно узнать все до конца, разобраться во всем и принять меры: теперь борьба не на жизнь, а на смерть». Решила продолжить разговор.
— Так с кем же вам нужно связаться? — уже спокойно спросила Мария Федоровна.
Золотарев посмотрел на нее долгим взглядом, как бы оценивая, на что она способна.
Цепляева выдержала этот взгляд спокойно и повторила:
— Раздевайтесь. Проходите.
Золотарев снял пальто и присел на край стула.
— Извините, что явились так поздно, но сами понимаете…
— Да, понимаю.
— Вы, кажется, входили в губком левых эсеров?
— Откуда вам это известно? — вместо ответа спросила Цепляева.
Золотарев оглянулся на Смерчинского. Тот пояснил:
— Я сказал.
— У вас остались связи? — спросил Золотарев.
— Остались, — подтвердила Цепляева.
— Кто сейчас решает вопросы?
— Ну, уж так я вам и скажу! — усмехнулась Цепляева.
— Как же быть? Нам это крайне важно. К нам обращались даже от Антонова. Понимаете? — сказал он, понижая голос.