— Давайте отложим решение этого вопроса, — сказал он. — Завтра у нас состоится диспут на тему «Народничество и марксизм». Придут члены нашего губкома, я поговорю кое с кем из них, тогда и решим.
Донской согласился. Договорились, что он поживет у Смерчинского.
На следующий день состоялся диспут. В нем участвовали Муравьев и член губкома РКП(б) Баклаев. Зал был набит до отказа. Стульев не хватало. Пришло немало большевиков, которые не были в курсе дела. Донского усадили на почетное место.
Особенно трудно на диспуте пришлось Муравьеву. Ничего не сказать нельзя. А много сказать — тоже невозможно. Он должен был играть, говорить слова, высказывать мысли, которые теперь противоречили его истинным убеждениям.
Помогло то, что он хорошо знал предмет спора, читал много народнической литературы и раньше верил в эти идеи.
Большевики, которых пригласили на диспут, ни о чем не предупредив, недоумевают. Высокий молодой человек, редактор воронежской газеты Михайлов, наконец, не выдерживает и довольно громко говорит:
— Черт те что происходит!
Вслед за ним вскакивает группа партийных работников из небольшого уездного городка Боброва:
— Долой! Мы у себя все ликвидировали, а тут эта гидра действует! Да мы ее сейчас…
В поднявшейся суматохе Муравьев схватил Донского под руку и увел на улицу.
— Ну, как? — спросил, улыбаясь.
— Потрясающе! — Донской его обнял. — Об этом я Александру Степановичу расскажу. Обязательно.
— Кто такой Александр Степанович?
Оглянувшись по сторонам, Донской прошептал на ухо:
— Антонов. Теперь я вам могу сказать это. Я — начальник контрразведки Антонова.
Муравьев остановился и с сомнением посмотрел на своего спутника.
— Не верите? Приезжайте к нам в армию.
Муравьев опешил. С сомнением покачал головой. Такого оборота дела он не ожидал.
— Зачем же я к вам поеду?
— Посмотреть. Установить контакты.