Том 1. В дебрях Индии

— Кстати, — сказал Сердар Нариндре, — наш разговор был так интересен, что мы забыли спросить тебя о причине твоего сигнала, который ты послал нам на озеро незадолго до нашего приезда к тебе.

— О, ложная тревога, — отвечал маратх, — мне послышался шум в кустах, и я на всякий случай, не узнав даже в чем дело, хотел предупредить вас, чтобы вы были настороже…

Шлюпка приближалась к берегу, и обязанности Сердара и Рамы-Модели, заключавшиеся в том, чтобы уменьшить быстроту хода и направить шлюпку к месту остановки, не позволили Нариндре дать им более полное объяснение. К тому же факт, который так сильно взволновал обоих, когда они были посреди озера, потерял свое значение с той минуты, как Нариндра назвал его ложной тревогой.

День еще не начинался, когда шлюпка была уже поставлена на место в укромный угол в заливе, скрытом деревьями, и все трое вернулись в Нухурмур. Все еще спали, за исключением Сами, раба своей обязанности. Сердар приказал ему немедленно разбудить принца и двух других своих товарищей, — положение было настолько серьезно, что требовало немедленного совещания.

Нана-Сахиб уже встал и приказал передать своим друзьям, что готов принять их.

— Что-то новое, кажется, — сказал он с тем покорным судьбе видом, который не покидал его со дня его несчастья.

— Да, принц, — отвечал Сердар, — обстоятельства исключительной важности… Нам необходимо собраться, чтобы составить план поведения и защиты, возлагающий на каждого известные обязанности и долю ответственности. Я подожду говорить, пока не явятся на зов два других наших товарища.

В ту же минуту в помещение принца ворвались с растерянным видом и вооруженные с головы до ног Барнет и Барбассон.

— Что случилось? — спросил Барбассон. — Нас атакуют?

Сердар, догадавшийся, что Сами подшутил над ними, не мог удержаться от улыбки, несмотря на всю серьезность положения.

Молодой Сами, на обязанности которого лежала тяжелая задача будить каждое утро неразлучных друзей, знал, с чем было сопряжено это удовольствие, когда он являлся, чтобы заставить их покинуть свои гамаки: направо и налево сыпались толчки и тумаки, которыми они щедро сопровождали свое вставание. Но это нисколько не беспокоило Сами, и он всегда добивался своего. Заметьте при этом, что адмирал и генерал сами назначали ему час, в который он должен был разбудить их в те дни, когда они не были дежурными. Молодой индус, видя своего господина озабоченным, хотел сократить три четверти церемоний, включая сюда и тумаки, а потому сразу вбежал в грот Ореста и Пилада, крича во все горло:

— Тревога, тревога! Атака на Нухурмур!

И в одну секунду оба были готовы.

— Извините за эту маленькую шутку, — сказал Сердар вошедшим друзьям, которые не знали, сердиться им или смеяться. — Мальчик виноват только наполовину; вы приглашены на военный совет, а такого рода совещания бывают только накануне битвы.

Эти серьезные слова сразу успокоили Барнета и Барбассона; они поставили свои карабины и заняли места на диване, где уже сидели их друзья. По приглашению принца, занимавшего место председателя, Сердар обратился ко всем с речью и изложил, ничего не опуская, все факты, уже известные читателю.

Он рассказал о письме своей сестры, о предстоящем приезде ее со всей семьей в Индию, об амнистии для себя, не снимая, однако, покрова, скрывающего таинственное происшествие, разбившее всю его жизнь, рассказал также своим слушателям о том, что по странной и необыкновенной случайности доказательства его невинности почти находятся у него в руках, в самой Индии, и что благодаря содействию своих друзей он надеялся даже одно время завладеть ими, несмотря на трудность этого предприятия. В первую минуту у него под влиянием воспоминаний мелькнула мысль сделать их всех судьями своего положения и сообразно советам своих великодушных друзей оставить на некоторое время пещеры Нухурмура, но не одному, а с двумя из них, чтобы добыть доказательства несправедливости, допущенной по отношению к нему, и принести их сестре, когда она ступит на почву Индии. Это было бы для него величайшим счастьем, о каком только может мечтать человек! Когда он составлял этот план, в Нухурмуре уже шесть месяцев было совершенно спокойно; ему было известно, что все считают принца и его приверженцев бежавшими в Тибет или куда-нибудь в другое место и что преследование почти прекращено… Но вслед за этим он узнал один факт и его чести заставил его отказаться от взлелеянной им мечты.

Здесь голос Сердара понизился и дрогнул от волнения, но он тотчас же продолжал с твердостью.

— Я отказался от этого проекта или, вернее, отложил его до лучших времен, ибо мне тяжело думать, что все кончено для меня. Сделал я это потому, что положение вещей изменилось. Эти горы собираются прочесывать на днях и тхуги, и отряд английской армии, не говоря уже о бесчисленном множестве авантюристов, состоящих из отбросов всех наций и алчущих премии, обещанной за нашу поимку. Наши следы будут скоро открыты, мы вынуждены будем запереться в пещерах, выдерживать осаду, сражаться… И все это потому, что члены моей семьи, прося королеву о помиловании для меня, имели неосторожность сказать, что я остался в Индии. Это тотчас же навело наших врагов на мысль, и весьма логичную, что только в этих горах мы могли найти себе убежище, потому что в течение шести месяцев нигде в другом месте не обнаружено наших следов. Но ошибка моих родных должна тяготеть на мне одном, и если я говорю о ней, то лишь потому, что хорошо знаю, к чему меня обязывает долг и уважение к данному слову, и не допущу обсуждения этого факта. Мы все клялись защищать принца до самой смерти и все мы, я уверен, готовы сдержать эту клятву.

— Да, да! — крикнули Барнет и Барбассон, протягивая руки в сторону Нана-Сахиба. — Мы клянемся защищать его против англичан до самой смерти и скорее схоронить себя под развалинами Нухурмура, чем допустить, чтобы они взяли его в свои руки.

Странная вещь! Ни Нариндра, ни Рама-Модели не приняли участия в этой манифестации. Сердар не заметил этого, но слегка нахмуренные брови Нана-Сахиба показывали, что он обратил на это внимание.