Бедняга Вашингтон был немало смущен такой просьбой, ибо считал, что обязан держаться как можно ближе к правде. Некоторое время он раздумывал, пытаясь найти какой-то компромисс, но не смог и вынужден был сказать, что не видит возможности оправдать Трейси.
— Нет, — добавил Хокинс, — он безусловно самозванец.
— То есть вы хотите сказать, что вы… более или менее убеждены в этом, но не совсем… О, конечно не совсем, мистер Хокинс.
— Мне очень жаль, но я вынужден сказать вам… Мне очень неприятно это говорить, но я, право же, не думаю, а наверняка знаю, что он самозванец.
— Ну что вы, мистер Хокинс, разве так можно! Ведь никто не может знать наверное. Нет же доказательств, что он не тот, за кого себя выдает.
«Рассказать ей откровенно всю злополучную историю? — подумал Хокинс. — Да, во всяком случае — главное. Это необходимо». И Хокинс, стиснув зубы, решительно приступил к делу, намереваясь, однако, хоть отчасти пощадить девушку и скрыть от нее то, что Трейси преступник.
— Сейчас вы все узнаете. Мне это не очень приятно рассказывать, а вам слушать, но ничего не поделаешь, приходится. Я прекрасно знаю все, что касается этого малого, и знаю, что он вовсе не графский сын.
Глаза девушки сверкнули.
— Мне это глубоко безразлично… Продолжайте… — сказала она.
Хокинс, никак этого не ожидавший, сразу осекся: он даже подумал, что ослышался.
— Я не уверен, правильно ли я вас понял, — сказал он. — Вы хотите сказать, что, если во всех других отношениях он человек приличный, вам все равно, граф он или нет?
— Совершенно все равно.
— И вы вполне бы удовлетворились и не имели бы ничего против, если бы он не был графского рода? Иными словами, графский титул не прибавил бы ему цены в ваших глазах?
— Нисколько. Боже мой, мистер Хокинс, я давно излечилась от этих мечтаний о графском титуле, принадлежности к аристократии и тому подобной чепухе и благодаря ему, Трейси, стала обычной, простой девушкой — и очень этому рада. Вообще ничто на свете не может придать ему большей цены в моих глазах. В нем для меня — весь мир, вот в таком, каков он есть. Он сочетает в себе все достоинства, какие существуют на земле; а раз так, чего же еще?
«Однако это у нее далеко зашло, — подумал Хокинс. И затем рассудил так: — Придется изобрести еще новый план: в этих изменчивых обстоятельствах ни один не выдерживает дольше пяти минут. Даже не изображая этого малого преступником, я сумею подобрать ему такое имечко и так его распишу, что она мигом разочаруется. А если из этого тоже ничего не выйдет, тогда самое правильное смириться и помочь бедняжке в устройстве ее судьбы, а не мешать».
И уже вслух он произнес:
— Так вот, Гвендолен…
— Я хочу, чтобы меня звали Салли.
— Прекрасно. Мне это имя больше нравится. Так вот, я расскажу вам сейчас насчет этого Шалфея.
— Шалфея? Это его фамилия?