Гроляр сказал ему адрес.
— Сапристи! Далеконько! — заметил извозчик. — Но, конечно, это не беда, если вы не поскупитесь… Ведь вы дадите мне хорошо на чай, не правда ли?
— Да! Пошел!
— Право, — сказал брезгливо Альбер, — эти извозчики становятся чересчур фамильярны… Они положительно обращаются с нами, как с себе равными! Я удивляюсь, дон Хосе, что вы не держите своего экипажа.
— Позволю себе напомнить вам, что мои экипажи еще в Гаване, я жду их с ближайшим пароходом.
Между тем извозчик приотворил дверцу экипажа и спросил Гроляра едва слышным шепотом:
— Это и есть тот самый господин?
— Да!
В широком плаще с поднятым воротником и клеенчатой шляпе с широкими полями, как у большинства извозчиков, Люпена трудно было узнать, хотя сам он уже на протяжении нескольких часов не выпускал из виду Гроляра, следуя за ним от одного кафе к другому, от одного ресторана к другому.
Было уже довольно поздно, когда извозчик наконец подъехал к вилле дона Хосе Трухильо. Альбер, которым овладела дремота под влиянием выпитого вина и тряски экипажа, задремал в углу кареты. Пришлось его будить и трясти, чтобы заставить выйти из экипажа.
Когда он вошел в дом, трое слуг кинулись его раздевать, принимая его пальто, трость и шляпу, причем оглядели его с таким любопытством, что ему это показалось несколько странным.
— Что же им надо от меня, этим холуям, — проговорил он себе под нос, входя в ярко освещенный салон, все окна которого были, однако, наглухо закрыты ставнями.
— Не очень-то он вежлив, этот барин, — пробормотал Пюжоль.
— Сразу видно, что этот гусь не служил во флоте! — сказал Данео.
Дон Хосе и Альбер оставались одни в течение нескольких минут, в продолжение которых Альбер критиковал кое-какие подробности обстановки, почти царской по своей роскоши.
— Все-таки сразу видно, мой милейший, что вы еще не парижанин; вы, люди Нового Света, всегда несколько эксцентричны в своих вкусах… Однако я здесь вовсе не для того, чтобы исполнять обязанности ваших декораторов… Прошу вас познакомить меня с вашими гостями…
— Подождите одну минуту, — проговорил дон Хосе. — Кажется, они еще не съехались.
Но в этот самый момент Порник, в расшитой галунами ливрее, отворил дверь и торжественно доложил:
— Господин Каликстен, нотариус!
Вошел господин, корректно одетый, корректно причесанный, корректно выбритый, лет сорока пяти, и раскланялся с несколько торжественной вежливостью министерских чиновников.