Работяги в отряде в основном, как я уже упоминал, не из колледжей и не от пишущих машинок — почти у каждого пара-тройка судимостей в активе имеется. Бичи, одним словом. И вот как-то раз лысый Юра шутливую возню с этими рецидивистами на лужайке устроил. Один против семерых. Расшалились мужички, разыгрались.
Не успел я решительно пресечь веселье — в поле любая травма считается производственной и влечет за собой автоматическое лишение премии всех сотрудников, — как все было окончено. Он, Юра, за несколько секунд уложил на травку всех в ряд. Уложил плотно и ровненько, но никого не травмировал: ни одного вывиха или перелома. И даже лысина у него не вспотела. После этого случая в глазах бичей авторитет журналиста вырос неимоверно.
В отряде и к Гене, и к Юре сезонники-бичи с почтением относились. Уважали. Они, вообще-то, любого, кто грамотно харю начистить может, уважают. Такой народ. Но мне почему-то кажется, что если бы на месте Юры во время массовой возни случайно оказался полковник Гена, отряд вполне мог остаться без премии. Невооруженным глазом просматривалось, что школы у них очень разные. У Юры — спортивная такая, правильная, а у Гены… Да и вообще, Гена габаритами хоть и уступал Юре, но выглядел как-то покруче, пожестче, что ли…
В общем, полковник Гена и журналист Юра по-жизни были закадычными друзьями, которые решили провести свои длинные отпуска на природе, занимаясь хорошим и полезным мужским трудом. Нормально. Случается.
Я маршрутил и с одним, и с другим, и с обоими вместе. Интересные ребята, невредные, и мы, как водится среди российской интеллигенции, к коей я себя лишь в силу образовательного ценза причисляю, базарили много и подолгу. Особенно в тоскливые и тягучие дождливые дни, да под бутылочку — и «за жизнь», и «за политику», и, в общем-то, достаточно откровенно.
В то-время уже никто ничего не боялся. Гласность расцвела, и социализм «с лицом» вплотную к капитализму пробивался. Да, ничего уже не боялись и плохого ничего не ждали. Мнилось всем тогда, что хуже, чем есть, быть не может…
Так сложилось, что все три месяца мы бок о бок жили в одной палатке. Закорешили, телефонами обменялись, но в конце концов осень настала, грачи улетели. Снег пошел, ветры северные задули, полевой сезон окончился. Я подписал им командировки, и ближайшим вертолетом они улетели на базу партии за расчетом. Неплохие парни, но, как говориться, разошлись наши дорожки.
Поначалу в Питере даже перезванивались, пару раз встречались, старались не терять связь. Особенно с Юрой Зальцманом. Потом, как всегда бывает все реже, и реже. Потом и вовсе потерялись. Надолго. Почти на шесть лет.
Глава первая
«Глупый пингвин робко прячет тело…»
Миром правит не Господь Бог, и даже не законы физики — миром правит случай.
Ежедневно в Санкт-Петербурге под колесами автомобилей оказывается около десятка человек. Большинство из них отделываются травмами различной степени тяжести, потом долго лечатся. Погибают лишь некоторые, самые невезучие. И вот в число этих невезучих случайно попал иностранец Майкл Фридман.
Бывший советский гражданин Михаил Борисович Фридман за годы, прожитые в Канаде, настолько привык к тому, что переходить улицу следует только на зеленый свет, а красный сигнал для всех является запрещающим, что как только этот зеленый загорелся в глазке светофора, он, не раздумывая, шагнул на «зебру» пешеходного перехода…
Водитель троллейбуса «десятки», шедшего по Большому проспекту Васильевского острова на приличной скорости, к несчастью Майкла Фридмана за рубежом не бывал и пешеходов уважал чисто теоретически.
Ему даже показалось, что человек нарочно бросился под его машину. От удара троллейбуса Фридман вылетел из своих итальянских ботинок, которые странным образом остались на месте. И от этого же удара его бумажник с российскими деньгами и канадским паспортом, который Фридман, как все иностранцы, держал в заднем кармане брюк, юзнул из кармана и попал в нишу ливневой канализации, где и остался.
Фридман погиб практически мгновенно — большое колесо двенадцатитонной электрической повозки проехало по его несчастной голове. Страшно закричала какая-то женщина, завизжали тормоза, но Фридман ничего этого уже не услышал. Собралась толпа, вскоре подъехала машина ГИБДД, за ней «скорая помощь»…
Через несколько часов неопознанное безголовое тело увезли в морг, а ужасного вида бело-розовое пятно на сером асфальте постепенно припорошило тополиным пухом и по нему пошли колеса машин.
«Я — обыватель и дурак, звезд с неба не хватаю, живу на свете просто так, и моя хата — с краю. Люблю детей, кино, собак. Люблю картишки, каюсь. Живу, как муха, как червяк, и тихо размножаюсь…» — это про меня. Слово в слово, один к одному.
Я очень простой, можно сказать наипростейший, бывший советский, а ныне российский гражданин эпохи развитого социализма. Зайцев Виктор Сергеевич. Русский, беспартийный, женатый. «Не был», «не состоял», «не имеется»…
Родился, учился, работал, снова учился, снова работал. К сорока трем годкам — двадцать семь лет трудового стажа накопилось. Не так уж и плохо.
ebooksa