Драйверы

22
18
20
22
24
26
28
30

Ладно. Надо завершать. Четверть часа болтаем ни о чем, и надоел мне уже этот восточный базар до чертиков. Хотя — сам дурак, накуролесил с паспортом. А еще Борьку за его безумный вояж в казино словами нехорошими бранил, придурком называл.

А может — и не дурак. Будущее покажет…

Борька сидел, как истукан, и ничего не понимал. А нечего ему и понимать. Я потому и дал ему знак заткнуться, чтобы он с моими новыми и старыми фамилиями сам не запутался и людей еще больше не запутал.

Ну не хотелось мне с новым паспортом и с новой квартирой перед этими абреками тюбетеечными светиться! На кой черт им мой новый адрес знать? Какого дьявола! Я ведь о вас, братцы-басурманы, тоже почти ничего не знаю. Что сам Ахмет рассказал, то и знаю. Так что Борькины данные вам и совсем уже ни к чему. Перетопчетесь на самолюбии.

Немного помолчали еще. Бородатый аксакал вновь достал свою анашистую трубку.

— Слушай, хватит, а? — совсем невежливо наехал я на него. — Извини, но мне твою анашу нюхать — не в кайф. Потерпи. Разойдемся, тогда смоли до изумления, хоть кальян кури, пока из ушей не закапает. А сейчас — не надо.

Старый наркоман как-то криво улыбнулся, вздохнул и убрал трубку в карман. Не знаю — обиделся, или нет? Плевать — у вас свои обычаи, у нас свои. И нечего тут борзеть. Скоро уже колоться внаглую на улицах будут. Водку им Аллах пить не дозволяет, а «план» смолить — сколько угодно можно. Нет у них на это дело запретной записи в Коране.

В общем, совсем как-то неинтересно мне стало. Наскучило… Долго они еще свою бодягу бодяжить будут? Над православными изгаляться?

— Ладно, — сказал вдруг Ахмет, — ехать надо. Я вам верю.

Анашист тоже закивал головой. Тоже, значит, поверил? Ну, значит пронесло — не сорвалась работа.

Бородатый аксакал засунул руку за пазуху. Я напрягся — мало ли чего хитрый восточный человек вытащит? А вдруг — четырехгранный штык от русской трехлинейки? Или дрессированную кобру? Кто знает, что у них в карманах?

Уф… Нормально — бородатый достал конверт и торжественно вручил его мне. В конверте были баксы. И много — сразу восемь новых зеленых полтинников.

Живем, Бориска!

Лицом я, разумеется, опять никому ничего не стал показывать. Так — легкий сплин и дремотная скука… Как у кота Матроскина при виде бутерброда с колбасой. Нам, мол, с Борькой эти баксы… Да мы их чуть ли не каждый день получаем.

Я передал доллары Борису — проверь. Боб просмотрел их на свет не очень яркого плафона, обнюхал каждую бумажку, потер в пальцах — только что на зуб не пробовал, кивнул: «Настоящие». Ну, тогда с Богом!

Анашист с важным видом пожал нам всем руки, вежливо извинился за недоразумение и неспеша с достоинством покинул кабину.

Аллах акбар — воистину акбар! В смысле — большой привет и наилучших пожеланий! Мы расселись согласно штатному расписанию: Борька — за баранку, я — справа у дверцы, некрупного Ахмета усадили посередке.

На конверте с деньгами я черканул шариком несколько цифирек — номерок телефонный — и засунул его во внутренний карман. Все. Можно начинать движение за остальными четырехстами долларами.

Снег валил пуще прежнего, ветер усилился. Вконец испортилась погодка на большом складском дворе — Московский, десять. Да нам-то что! Мы — в тепле и уюте.

— С горючкой как? — спросил Боб у Ахмета.