Драйверы

Борька заржал, мне абсолютно не поверил и… проспорил дюжину пива — я тогда еще иногда пил пиво. Мы попросту подошли к этой гражданке, дико извинились, расшаркались, включили обаяние и навешали ей какой-то лапши на уши, по полкило на каждое ушко. Ну, она и подтвердила, что все действительно именно так и обстоит, как я сказал Борьке: приезжая, из Казахстана, муж — слушатель Академии связи, недавно капитана получил.

Надо было видеть Борысину вытянутую рожу! Незабываемое зрелище.

Не менее двадцати лет прошло, точно — в середине семидесятых было, но тот фантастический случай с доставанием слонов из рукава накрепко засел в большой голове Бориса Евгеньевича. Вот именно из-за этого случая с моими «конгениальными» умозаключениями он никогда и не спорит… Уважает.

Знал бы Боб…

Знал бы он, что та женщина с дитем в коляске была женой моего бывшего взводного, и я ее на улице сразу узнал. Узнал и решил Боба слегка разыграть. Она-то, разумеется, меня — ни сном ни духом: мало ли солдатиков перед ее глазами промелькнуло, но я и ее, и нашего взводного старлея Вову тогда еще хорошо помнил. И двух лет после дембеля не минуло. А после моей демобилизации — ребята писали — нашу часть в Казахстан перевели, где старлей Вова получил четвертую звездочку и отбыл в нашу ленинградскую Академию связи. Вот так.

Впрочем, я отвлекся…

Тем временем Ахмет помолчал еще немного, докурил сигарету и продолжил свой шовинистический бред.

— Нет, мы не воры. Другие — да. Другие — все воры. Я — не о русских, я-о других… А вот таджики самые честные люди. Это все знают. Деньги на рынке клади — лежать будут. День, два, месяц… Потеряешь — принесут. Все таджики — очень честные.

— Да мне на вашу честность и порядочность — глубоко плевать. Мы тут все — не воры. Ты толком скажи: откуда водяра? Что значит — из милиции? — почти ласково промурлыкал Борька и ожесточенно растер в пепельнице хабарик.

— Нам ее из милиции на реализацию дали. Они там ее у кого-то конфисковали, а мы возим на Север и продаем.

— Значит, «Зубровка» паленая? — Борька достал следующую «беломорину», прикурил, затянулся, выдохнул клуб дыма и с каким-то нехорошим прищуром посмотрел на меня. Сурово так глянул — изобразил на морде своей значительность: вот, мол, как дела обстоят… Ай-яй-яй…

Ага. Смотри, смотри, теперь можно. Щурь глазки свои поросячьи, изображай изумление и недоумение. Крайнего он нашел. Будто бы это и не я вчера его напрягал по поводу сверхвысокой оплаты, будто бы это и не он рыдал на моей груди от безденежья и умолял вот так прямо сразу и ехать. А ты, соколик, еще и о Гене ничего не знаешь. Погоди, расскажу — из штанов выпрыгнешь.

— Послушай — все жить хотят, да? В милиции тоже разные люди бывают — есть плохие, а есть и хорошие. Что, бутылки бить-ломать надо? Трактором их давить? Нет — не надо… Неправильно это, — загорячился мелкий Ахметка.

— Насчет «жить хотят» — ты это тонко подметил, — подколол я таджика. — А не заметут?

— Э-э-э… Чего бояться? Мы с Хайруллой все время у милиции водку берем. Все будет хорошо. Кто нас заметет? Сама милиция, что ли? Нет — этого не будет. Не надо бояться.

— Будет — не будет, надо — не надо… А все равно — криминал это, Ахмет, — невесело констатировал я.

Надо было немного поднять напряжение в кабине и потом плавно переключить Боба и Ахмета на некоторое изменение направления движения нашего «спиртовоза». Боб, не зная моих планов, попросту волну гнал, а у меня была конкретная цель…

— Та же милиция прихватит, например. Не все же у них продажные? — задумчиво продолжил я.

Ахмет тонко улыбнулся и покачал головой, из чего я сделал вывод, что о «продажности» милиции он осведомлен получше нас с Борькой.

— Нет… Никакого криминала здесь нет. Все документы у меня очень правильные. Вот мы эту «Зубровку» продадим, денег заработаем немножко. Потом в Узбекистан поедем, виноград возьмем, лук. Опять продадим… У меня в Узбекистане люди хорошие есть, помогут. Всем хорошо будет.