Драйверы

Мурманск построили в начале первой мировой, она же — «проклятая империалистическая». Это я еще в детстве из романов писателя В. Пикуля узнал. Хорошие романы, лихие, но душевные: «Из тупика» и, особенно, «Океанский патруль».

От Питера до заполярного города-порта Мурманска по автомобильной дороге — около полутора тысяч километров. Тысяча четыреста с чем-то. Через всю Карелию — с юга на север, и почти через весь Кольский полуостров проходит трасса. Тайга, болота, тундра. Мороз и ветер. Бр-р-р…

Дорога на шоферском сленге так и называется — «Мурманка». Долго ее строили: лет двадцать пять, не меньше. И до сих пор все достраивают: то расширяют, то спрямляют отдельные участки, латают дыры в асфальте.

Работал я в тех краях восемь полевых сезонов на съемке и на поисках. По Мурманке этой довелось мне поездить. Прошвырнулся раз десять туда и обратно. Преимущественно в теплое время года, лютой зимой как-то не приходилось.

Правда, как-то раз осенью, в начале ноября восемьдесят первого, где-то в Кемской волости влип я на этой дорожке в смешную историю. Пришлось небольшую — километров на пятнадцать — пробежку совершить. Этакий марш-бросок в валенках. Сейчас самому смешно вспоминать, а тогда не до смеха было.

А дело — вовсе простое: ехали втроем с севера к Медвежьегорску и далее в Питер, он тогда еще Ленинградом назывался, на нашем «ГАЗ-66» с кузовом типа «кунг». Это будка такая железная с окошками и дверью сзади. В кузове — пробы, полевое барахло и моя персона, надежно упакованная в овчинный тулуп. В кабине — двое: водитель и женщина-геолог. Даже не женщина — девица. Совсем молодая. Я к этому времени, к отъезду в сторону дома, вымотался как собака, двое суток почти не спал. Ну и, естественно, залез в кузов под тулуп. Лежу себе, отдыхаю. Подремлю, покурю, чайку хлебну из термоса и дальше в нирвану. А что еще делать?

Ну, ехали, ехали, я дремал, дремал…

Потом очнулся, или проснулся — стоим. Мотор не работает. Тишина. Где, что, зачем? Непонятно. Я, как умная Маша, выпрыгнул из кузова, хотел подойти к кабине, уточнить диспозицию с водилой, а заодно и кое-какие мелкие интимные делишки нужно было совершить — полуторалитровый термос чая к тому времени я уже оприходовал, так что момент настал… И вот только я начал с этими делишками разбираться, стартер — вжик, мотор взревел, они — ф-р-р-р, и снова поехали. Без меня!

Забавно…

Я в первый момент на долю секунды опешил от такого неожиданного разворота событий. Потом, на ходу застегивая ширинку, вслед за машиной рванул, побежал. Сначала не очень быстро, затем скачками. Крыльями, естественно, захлопал, в надежде, что этот урод-водитель в зеркало заднего вида посмотрит. Куда там! Тогда я стал громко кричать разные слова. Браниться, в общем.

Бесполезно. Уехали. И остался я на дороге один-одинешенек. Ночь, мороз, несмотря на начало ноября, — минус пятнадцать. Белый снег, темные елки и тишина. Как назло, по закону подлости — ни одной машины! Ни встречной, ни попутной. Постоял, почесал я репу и пошел вдогонку пешедралом за своими дятлами. Иду, то ругаюсь, то смеюсь. Ни спичек в карманах, ни курева — все в «кунге» под тулупом осталось. Минут через двадцать морозец начал одолевать, нос и щеки прихватывать, пришлось перейти на рысистый бег. На голове треух, на ногах валенки, свитер, штаны ватные. И бегу я трусцой во всей этой амуниции при свете полярой луны. Только пар из ноздрей, и валенки по дороге — хлоп-хлоп-хлоп. Километра через три усы и борода отяжелели от льда — пришлось опять перейти на шаг и мохнорылость на лице от обледенения чистить. Потом опять бегом, пока не запыхаюсь. Где-то часа через три — я уже чувство юмора стал терять — смотрю, возвращаются, чада убогие. Истошно бибикают, фарами мигают. Хватились все же!

Подъехали, остановились, из кабины оба выскочили, смеются, радуются. Не стал я их травмировать, посмеялся вместе с ними. А что с них и взять-то? Девица-геолог молодая, только-только после «универа», да водила-пацан. Хорошо еще, что быстро обнаружили пропажу меня, любимого. В принципе, могли бы и до Питера пилить, не обращая внимания на мое отсутствие. Ну, и сам дурак, конечно: вылез из кузова и никого не предупредил. Хотя по технике безопасности, которая, как утверждал наш хромой экспедиционный инженер по ТБ, написана кровью: если в кузове грузовой машины перевозятся люди, водитель после любой остановки имеет право трогаться с места, только получив «добро» из кузова. А он, гад…

Да, довелось мне по карело-кольскому региону пошататься. И в Мурманске бывал не раз, но не понравилось мне там. Города ведь, как женщины, как любовь с первого взгляда: или нравится город, или нет.

Вот в Архангельск я с первого взгляда прямо влюбился. Сразу что-то родное в нем почувствовал. И объяснить это невозможно. И низенький он, и грязненький — по крайней мере в начале семидесятых таким мне показался — одни доски да щепки с опилками, но нравится. Улица в нем есть — закачаешься! — Павлина Виноградова. Не знаю, кто такой, но звучит красиво и гордо. А неподалеку от того места, где Павлина Виноградова с Поморской пересекается, стоит гостиница «Двина». Классное сооружение из стекла и бетона, с преобладанием последнего. Этакий хрущевский модерн. Кабак в той «Двине» был в начале семидесятых вполне приличный. Тихая музыка, чистые льняные скатерти, как сейчас помню — в клеточку, хорошая закуска и нормальная «Столичная» водка. Не левый «самопал», как сегодня. Уютно, в общем. Я тогда еще был холост и независим, то есть молод и глуп, и мог себе позволить. И позволял. В командировках оттягивался по полной программе, как сейчас говорят.

Народ в городе Архангельске простой, без закидонов. Потомки новгородской вольницы. И лица у всех хорошие, открытые и приветливые. В кабаках публика в основном из «рыбкиной конторы» и с лесовозов, то есть мариманы послерейсовые. Если и начнут выяснять отношения, так интеллигентно, без ножей и стрельбы — кулачками да по морде. Была у меня там, в Архангельске, девушка знакомая. Очень хорошая девушка, Галя. Мне двадцать один годок тогда исполнился, ей — восемнадцать… Не сложилось.

Эх, жисть-жистянка!

С Мурманском — не так, антипатия у меня к нему в душе какая-то непонятная. И водка там невкусная — ощущение такое осталось, и архитектура — дрянь: сталинский «вампир» какой-то желто-серый. А менты так вообще волки позорные, суки заполярные! Ногами, лежачего…

Ну, и Бог бы с ним, с Мурманском — век бы его не видать, если бы не работенка. Работа подвернулась. Рейс. Перегнать грузовик, «КамАЗ», до Мурманска. Там разгрузиться, затем снова нагрузиться — и назад, вниз, до Питера. «Туда, сюда, обратно — обоим нам приятно». Обычная работа, но оплата… Восемьсот! Аванс — триста. «Зеленых»! Это круто!

Сердце мое возликовало, душа возрадовалась. Я хоть и не профессиональный водила — сразу об этом честно сказал, — но за такие «бабки»!.. Зуб даю — доведу шаланду. Да за такие деньжищи я без тягача весь груз на себе дотащу! С песнями! Одним словом, люблю я такую нескучную работу. За восемьсот красивых американских долларов!

Ну, а уж права с нужными категориями, слава Богу, в наличии имеются. И даже — спасибо армии родной и ее доблестному полковнику Гене Логинову — в двух экземплярах. Так уж случилось, что последнее время только этими правами и живу: то во Псков на «газоне» за триста рэ слетаешь, то до Москвы «зилок» перегонишь.