Им помогали силы Тьмы

Грегори пояснил, что они остаются — если только Гитлер не передумает и не уедет на юг. Потом сделал жест рукой в сторону Эрики и сказал:

— Вы, надеюсь, припоминаете графиню фон Остенберг, хотя знали ее под именем фрау Бьорнсен.

Малаку отвесил Эрике низкий поклон, толстые губы его расплылись в улыбке, и он негромко сказал:

— Я знал заранее, что графиня должна появиться в Берлине примерно в это время, однако ничего не сказал господину майору, чтобы не отвлекать его от дела огромной важности, которое он претворяет сейчас в жизнь. Я, разумеется, понимаю, что фрау графиня не испытывает по отношению ко мне никаких теплых чувств, но все мы в данный момент переживаем кризисный и переломный период в наших жизнях, и я самым серьезным образом надеюсь, что личная ее ко мне неприязнь никак не отразится на том общем деле, которое мы призваны совершить.

Эрика не улыбнулась, но ровным и выдержанным голосом достаточно благосклонно ответила:

— Господин Малаку, я никогда не приветствовала способов, которыми вы сопровождаете свои оккультные обряды, и все-таки если бы не они, господин майор мог бы умереть с голоду в Заксенхаузене или бы остался узником в концлагере. То, что он благодаря вашим усилиям остался жив и на свободе, перевешивает ту неприязнь, которую я испытываю по отношению к вам. Единственная моя просьба к вам — это не пытаться его сделать учеником Дьявола.

В это время вошел Кайндль и сообщил, что рейхсмаршал желает видеть Эрику. Оставив Малаку сторожить фургон, Грегори проводил ее в кабинет Геринга. Штабные офицеры лихорадочно сортировали документы, отбирая те, что подлежали сожжению, от тех, которые предполагалось отправить в новую штаб-квартиру в Баварии. Геринг был очень занят и отрывистым командным голосом произнес:

— Я в самом скором времени направляюсь в бункер фюрера. Вы, майор Протце, лучше пойдете со мной. Вы же, графиня, возвращайтесь в свою санитарную машину и готовьтесь к отъезду с моим личным конвоем, который отправляется в путь вскоре после наступления темноты, скорее всего, часов в восемь вечера.

Эрика упрямо покачала головой.

— Нет, господин рейхсмаршал, с вами не уеду. Наши взаимоотношения с майором Протце вам хорошо известны. И я останусь с ним в Берлине.

Оба — и Геринг, и англичанин — в один голос начали уговаривать ее не губить себя и спасаться, пока еще есть время и возможность, но она упорно стояла на своем. Возник вопрос: где же ей жить до той поры, когда будет решена судьба города. После минутного размышления Геринг предложил:

— Неподалеку отсюда имеется один домик, в котором в лучшие времена я встречался с очаровательными дамами. Но те добрые времена уже давно миновали, хотя престарелая супружеская пара все это время приглядывала за домиком, я там недавно даже ночевал. Если он все еще цел, то Эрика может пожить там. А если и его разбомбили, то придется подыскать для нее какое-нибудь другое убежище.

Еще с полчаса они были в кабинете рейхсмаршала, пока он подписывал документы и отдавал последние приказания. Затем он сказал, чтобы они забрали из гаража санитарную машину и присоединились к нему на улице. Десятью минутами позднее с Малаку в фургоне они уже ехали вслед за «мерседесом» Геринга.

Огромный лимузин остановился перед скромным двухэтажным зданием, стоявшим в глубине небольшого сада. На пороге дома появилась пожилая супружеская пара. Геринг представил их Эрике как супругов Хофбек и сказал, что они должны относиться к ней как к его почетной гостье, а санитарный фургон необходимо поставить в гараж. Дав Грегори лишь минуту на прощание с Эрикой, Геринг проводил его по тропинке в саду к кремовому с золотом «мерседесу».

С нещадно гудевшим клаксоном и в сопровождении мотоциклистов, расчищавших дорогу, они за пять минут доехали до рейхсканцелярии. В огромном холле жизнь била ключом, такой активности здесь Грегори еще не доводилось наблюдать. Кажется, все занимающие какой-либо мало-мальски значительный пост в Берлине нацисты собрались поздравить фюрера с днем рождения, а когда Геринг с Грегори спустились в бункер, они обнаружили всю нацистскую верхушку в сборе.

Фюрер как раз собирался подняться в сад, где Артур Аксманн выстроил для него делегацию специально отобранных юнцов из «Гитлерюгенд». Послушать бравые речи верноподданной молодежи он взял с собой Геринга, Гиммлера и Геббельса. Пока он обходил строй юных героев, Грегори подошел к Коллеру и спросил, какие в бункере новости. Генерал печально покачал головой:

— Соберется он на новую штаб-квартиру или останется здесь, никто пока ничего не знает. До сих пор он еще окончательно не решил. Но после приема должно состояться совещание, на котором он собирается объявить свое решение.

Возвратившись из сада, фюрер принял Деница, Кейтеля и Йодля, каждому из них выделив по нескольку минут частной беседы, затем были построены шпалерами все остальные, и он от каждого из присутствующих выслушал поздравление и каждому пожал руку. Когда церемония поздравлений была завершена, он с избранными придворными пошел в конференц-зал. К общему удивлению, совещание закончилось очень быстро, и вскоре присутствовавшие узнали, о чем там шла речь. Геринг, Гиммлер, Геббельс, Риббентроп, Борман, Дениц и Кейтель были единодушны, призывая фюрера переехать из Берлина в Баварию, однако, он заявил, что останется в столице, по крайней мере, еще на какое-то время.

Только самые фанатичные из ближайшего окружения Гитлера — Борман, Бургдорф, Граубер, Кристиан, Штумпфеггер и некоторые другие — проявляли умеренный энтузиазм по поводу этого необычного дня рождения и вечеринки, с ним связанной. Риббентроп, с осунувшимся от озабоченности лицом с набрякшими мешками под глазами, презираемый и ненавидимый всеми, стоял в стороне, являя собой фигуру полного отчаяния. Геринг, которого теперь тоже ненавидели за неудачу «Люфтваффе», человек-гора, посверкивая драгоценностями и наградами, выказывал полное пренебрежение к общему мнению придворных и накачивался шампанским, время от времени что-то говоря несчастному Коллеру или фон Белову, стоявшим рядом с ним.

Через некоторое время, проходя мимо Грегори, рейхсмаршал заметил: