Приняв это решение, он снова начал тренироваться с доктором в передаче мыслей на расстояние, сначала с оглядкой, но когда увидел, что никаких отрицательных побочных эффектов от его гимнастики для ума не было, даже с интересом. Декабрь вступил в свои права, и Грегори теперь уже мог свободно детально описывать доктору его деревенских пациентов, сидя в постели, а Малаку рассказывал Грегори о книгах, которые тот читал, о его успехах в ходьбе на костылях. Успехи и вправду были обнадеживающие: он не только передвигался по комнате, но и перенес свои занятия на галерею.
К Рождеству Грегори настолько окреп, что мог уже рассчитывать на то, чтобы покинуть свое убежище и отправиться в дальний путь. Поэтому он нисколько не удивился, когда в канун Рождества Малаку сказал:
— Уже несколько раз за последнее время я перехватывал ваши мысли об отъезде.
— Да, — признался Грегори. — Я уже могу самостоятельно одеваться, и примерно через неделю буду в состоянии отправиться домой. Разумеется, лучше всего ехать по тому же маршруту, что и фрау Бьорнсен: от Гриммена вдоль побережья до Шассница, там на пароме до Треллеборга. В Стокгольме, боюсь, придется немного подождать, чтобы они отправили меня на одном из «Москито», которыми возят диппочту в английское посольство, но, кажется, рейсы у них регулярные: раз в неделю. Самый трудный участок — это добраться до Гриммена. Но ведь вы можете загипнотизировать Вилли, чтобы он доставил меня до Гриммена и потом все забыл, не так ли?
Малаку печально покачал головой.
— Сожалею, но ваш вариант совершенно нереален.
— Отчего же? Разве с Вилли приключилось какое-нибудь несчастье?
— Нет, с ним все в порядке. А ваше предложение совершенно нереально оттого, что оно меня не устраивает. Я не собираюсь выпускать вас отсюда.
— Что, черт возьми, вы имеете в виду?
— То, что вы слышали. Я уже не раз повторял вам, что наши с вами судьбы тесно взаимосвязаны. Через несколько месяцев, указывают звезды, я вступаю в опасный период жизни. В частности, звезды предсказывают мне смерть, если только меня не спасет человек, чей гороскоп чрезвычайно схож с вашим. Гороскопы людей носят еще более индивидуальные черты, чем отпечатки их пальцев, поэтому вероятность того, что, когда грянет кризис, где-то поблизости окажется человек с подходящим гороскопом и изъявит желание спасти меня от смерти, ничтожно мала. Если я позволю вам вернуться в Англию, я с трудом представляю себе возможность вашего возвращения в эти места, чтобы исполнить эту благородную миссию с риском для жизни. Следовательно, моя собственная жизнь зависит от вашего присутствия здесь.
— Здесь у вас промашка вышла, господин хороший. Даже если вам удастся держать меня здесь в качестве вашего узника и заложника — а я сомневаюсь, что это будет осуществимо, когда моя нога будет в полном порядке, — клянусь, что я пальцем не пошевельну, чтобы спасти вас.
— Пошевельнете, не сомневайтесь. Обстоятельства, при которых мне будет грозить смертельная опасность, пока скрыты от моего взора. Но когда придет время, вы станете такой же игрушкой в руках судьбы, как и я. Ваши звезды прикажут вам защищать меня — и вы будете защищать.
— Будьте вы прокляты! — вскричал в сердцах Грегори. — Я вас заставлю выпустить меня отсюда. Теперь я сильнее и не позволю диктовать мне чью-то волю. Добро всегда побеждает в схватке со Злом, так и я сломлю вашу злую волю. Ну же, я вызываю вас на поединок!
Все это он прокричал, глядя в глаза Малаку. Тот моргнул и с такой же яростью впился взглядом в глаза Грегори. Англичанину показалось, что эта игра в гляделки длилась вечность, он вкладывал всю свою волю, пытаясь превозмочь мрачную решимость этих немигающих глаз колдуна, которые из-под приспущенных век вонзались в его мозг подобно раскаленному железу; они, казалось, все увеличивались и увеличивались, заполняя собой все пространство, а воля к победе у Грегори все падала и слабела. Поняв, что он проиграл, англичанин опустил голову и сел на край постели.
Такого отчаяния Грегори не доводилось испытывать даже тогда, когда Малаку заставил его расстаться с Эрикой. Почти всю ночь он не мог заснуть от рождественского подарка, который ему преподнес чернокнижник. Утром новое событие отвлекло его от тягостных раздумий.
Малаку буквально ворвался в его комнату в радостном возбуждении, едва в силах говорить от волнения, но под недоуменным взглядом Грегори выпалил одним духом:
— Хвала великому Иблису! Он снизошел до мольбы его верного слуги. Гауфф мертв!
— Мертв? — удивился Грегори. — Правда, мертв?
Он не придал особого значения россказням Малаку, что эта отвратительная церемония ему, видите ли, была необходима, чтобы заручиться поддержкой Дьявола в умерщвлении соперника в любви.
— И как же он отошел в мир иной?
ebooksa