Им помогали силы Тьмы

Какой-то миг Грегори владел ситуацией, но этот миг оказался слишком быстротечным. Малаку, как всегда, все испортил: с широко раскинутыми в стороны руками он понесся прямо на англичанина и выбил нечаянно пистолет из его руки, а сам, завывая от страха и боли, нырнул под его руку и с воплями выскочил из входной двери куда-то в темноту. Проклиная в душе обезумевшего еврея, Грегори не упускал из виду второго немца. Тот уже успел подняться на колени и держал в руке пистолет. Прежде чем он успел поднять его, Грегори прыжком бросился вперед и ударил его ногой в лицо. Тот, вскрикнув от неожиданной боли, опрокинулся назад. Пистолет в его руке выстрелил, и со шкафа со звоном посыпались осколки фарфора. Не теряя ни секунды, Грегори подошел к нему и со всех сил ударил в пах. Из разбитого рта нациста донесся жуткий вопль, он уронил пистолет, схватился за низ живота и согнулся. Тяжелым башмаком Грегори продолжал бить немца по лицу, пока оно не превратилось в кровавое месиво, а проломленный левый висок не оставлял сомнений, что перед ним покойник.

Когда Грегори перестал колошматить уже мертвое тело, воцарилась тягостная тишина. Тяжело дыша, Грегори обмяк и оглянулся вокруг. Высасывая кровь с разбитых костяшек правой руки, он начал мало-помалу успокаиваться. Он не раскаивался в содеянном, ощущая лишь облегчение от того, что вышел из этой схватки победителем без больших потерь. Подойдя к двери, он позвал Малаку, но ответа не дождался. Очевидно, этот доходяга, совершенно не переносивший боли, сошел с ума и убежал на болота. А принимая во внимание недавнюю сцену с немцами, маловероятно, чтобы он набрался мужества вернуться — хотя бы за деньгами.

Стоя в проеме входной двери, Грегори вспомнил предсказание колдуна еще тогда, в Сассене, о том, что где-то в это время он, Малаку, подвергнется смертельной опасности, от которой его спасет Грегори.

И здесь все решают не люди, а звезды. Грегори криво усмехнулся: пророчество сбылось. Против желания, против разумной логики он был вынужден спасти Малаку. Но уж теперь-то все, хватит! Если чернокнижник снова в бегах и будет пойман — туда ему и дорога, Грегори его судьба больше не касается. Ладно, хватит забивать голову посторонними вещами, здесь есть кое-что и поважнее.

Вряд ли двух эсдэшников хватятся до утра, когда они должны будут сниматься с дежурства, но когда они не появятся в срок, их начнут разыскивать, прочешут весь район и обязательно все одиночные строения. Это уж помимо завтрашних поисков, связанных с самолетом. Но чем дольше их тела не будут найдены, тем больше у него шансов удрать отсюда незамеченным, пока не будет объявлен их розыск с указанием номеров мотоциклов, на которых они уехали на дежурство, и приказом об аресте любого, пользующегося таким мотоциклом. Поэтому, рассудил Грегори, надо часок попотеть, убирая все следы схватки в охотничьей заимке, припрятать в болотах тела немцев и выиграть на этом несколько часов.

Он секунду задумчиво постоял над трупами фашистов, потом прошелся по их карманам, вытащил бумажники и какую-то мелочь в карманах. Оба были здоровяки, на дюйм, а то и на два выше его ростом. Тот, которого он застрелил в затылок, залил кровью весь мундир, а второй, если не считать изуродованного лица и головы, вроде был жмурик-чистюля. Выбрав второго, Грегори быстро снял с него форму, а потом взвалил тело на плечи и отнес футов на пятьдесят по тропинке, затем еще футов на пятнадцать в сторону, где между высоким камышом поблескивала вода. Он на секунду остановился, переводя дух, потом швырнул тело как можно дальше в заросли камышей.

Вернувшись в дом, он взял фонарик, входивший, очевидно, в экипировку солдата, большой кувшин в углу комнаты и вышел к ожидавшим его двум мотоциклам. Баки у обеих машин были полны наполовину. Перелив недостающее количество бензина из одного бака в другой, Грегори откатил один мотоцикл к входным дверям, перекинул через него мертвое тело и, удостоверившись в том, что покойник не свалится, откатил машину с этим мертвым наездником к первому жмурику. Скинув труп, Грегори поставил машину таким образом, чтобы только заднее колесо катилось по земле, и отвел ее как можно глубже в воду, а затем толкнул с расчетом, чтобы она придавила трупы, имеющие неприятное обыкновение всплывать.

После всплеска он полюбовался результатом своих трудов. Заднее крыло и немного колеса все же высовывались из воды, но тут уж ничего не поделаешь. Днем, пожалуй, можно разглядеть наполовину погруженный в воду мотоцикл, но он умудрился почти не потревожить камыши, и пройдет еще несколько дней, прежде чем будут обнаружены тела, а он посчитает свою задачу выполненной на все сто процентов, если их не найдут в течение суток — ему этого времени достаточно, чтобы скрыться.

Нога разболелась от усилий, предпринятых за последние час-два, но самая тяжелая часть работы уже позади. Промокнув пот со лба, Грегори вернулся в дом. В буфете он обнаружил бутылку польской вишневки и налил себе от души в стакан, но, выпив, скривился: экая гадость, из гнилой картошки они ее, что ли, гонят? Но все равно сгодится и эта дрянь за неимением лучшего. Ему нужна сейчас энергия, чтобы завершить уборку дома. Он зажег керосиновую печку и поставил подогреваться воду, а пока она грелась, собрал осколки разбитой пулей посуды и запрятал их подальше на шкаф, чтобы не было видно. Затем переоделся в форму СД. Под одной из коек он обнаружил чемодан и портплед. Второй его устраивал больше: туда он уложил свою штатскую одежду, бритвенный прибор и туалетные принадлежности — то ли поляка, то ли колдуна, тирольскую шляпу с пером и те скудные припасы съестного, которые обнаружил в кладовке.

Вода закипела, и он в полной форме опустился на колени и стал губкой и горячей водой стирать следы крови на полу, радуясь, что тут был постелен линолеум. Стараясь как можно меньше оставлять следов после разгрома, который неизменно сопровождает любой тщательный обыск, он перерыл все шкафы, заглянул в буфет, за книги в небольшом книжном шкафчике, острым тонким ножом проткнул все подушки и матрацы, надеясь услышать шорох банкнот — ничего.

Он заглянул даже в маленький чуланчик, где, очевидно, жил Тарик. Торопливо перерыв небогатые пожитки горбуна, он еще подумал, а что с ним сталось? Прячется, наверно, как и Малаку, на болотах. Раз между ними существует такая сильная психологическая связь, он, скорее всего, уже нашел своего хозяина и утешает его по мере сил после перенесенных потрясений ночи.

Обыск в комнате Тарика дал скромные результаты: несколько польских грошей и немецких пфеннингов. А взглянув на часы, Грегори узнал, что уже половина четвертого. Поэтому придется бросить поиски сокровищ, припрятанных Малаку в доме. Он был готов поставить свой последний шиллинг, что где-то здесь укрыта кругленькая сумма, но, очевидно, Малаку сделал тайник под половицей или на чердаке, а на такие обстоятельные поиски у Грегори времени не было.

Быстро подсчитав ресурсы, извлеченные из бумажников двух немцев, он узнал, что располагает в общей сложности сорока восемью рейхсмарками и семью пфеннингами, не считая польских банкнот мелкого достоинства, которые ему сейчас и даром не нужны. Итак, получается примерно семь фунтов стерлингов и десять шиллингов в более привычном для него исчислении. На несколько дней хватит, но явно недостаточно, чтобы выбраться из зоны немецкой оккупации. В раздражении он поставил всю мебель на место, чтобы ни у кого не появилось и тени подозрения о том, что здесь кто-то дрался, задул керосиновую лампу, вышел во двор, завернул за угол, где стоял мотоцикл.

В перерывах между физическим напряжением последнего часа он непрестанно думал о том, как ему действовать дальше. Денег, чтобы подкупить нужных людей, у него не было. Следовать по пути Купоровича — через Киль, дальше по Балтике, Дания, Швеция — нет, это он не потянет, он не Купорович, да и Киль отсюда в пятистах милях, и опять же непреодолимый барьер отсутствия денег. Граница Швейцарии еще дальше, а испанская граница и вовсе отпадает. И чем больше он об этом думал, тем более убеждался в том, что ключевой вопрос в этой проблеме — вопрос денег. Без возможности откупаться наличными от всякого рода неудобств и неприятностей он был похож на боксера в наручниках. Но деньги, и немалые, он должен достать и обязательно где-то раздобудет. Каким путем? Любым, но только не в сельской местности. Деревья, на которых растут золотые яблоки, встречаются обычно в городах. Там имеются банки, процветает бизнес, там живут богатые люди, которых можно заставить расстаться с некоторой толикой их богатств.

Следовательно, он должен направить свои стопы в город. У города есть еще одно преимущество перед сельской местностью: начнутся поиски пропавших эсдэшников, все дороги перекроют заставами и патрулями, его мотоцикл рано или поздно станет объектом пристального внимания, а в городе легко затеряться в толпе. Но в Варшаву ехать не имеет смысла, как и в другой город Польши, поскольку он не знает ни слова по-польски, и должен как можно скорее уехать подальше отсюда. Чехословакия отпадает тоже. Чтобы придумать себе новую легенду и сделать новые документы, которые выдержат серьезную проверку, он должен ехать в Германию. В голове его начала раскручиваться карта Германии. На ней выделялся один город, который, пожалуй, подходил ему по всем параметрам — столица Германии.

Какое-то мгновение Грегори колебался, стоит ли искать убежища в самом сердце нацистского Рейха, если там же расположены и все штаб-квартиры различных полицейских и идеологических ведомств, которые играли руководящую роль в военно-полицейском государстве Гитлера? А потом на память ему пришел эпизод из рассказа одного прекрасного писателя — Айвора Монтегю. Там рассказывалось о том, как маленькому сыну британского посла подарили черепаху. Он играл с ней в саду посольства, и его гувернантка возьми и скажи ребенку, что больше всего на свете черепахи любят обычных рыжих тараканов. Мальчик поверил и потребовал, чтобы ему изловили таракана, просьба была незамедлительно исполнена — наверное, учитывая срочность заказа, таракана изловили на посольской кухне. Таракана водрузили перед самым носом черепахи, как какого-нибудь первохристианина, отданного на растерзание львам. Осознав, какая участь его ожидает, таракан не стал терять времени и прыгнул под мышку черепахи, откуда она его не в состоянии была достать.

Грегори прикрепил портплед позади сиденья, оседлал мотоцикл, завел стартер и поехал в направлении Берлина.

Глава 15

Под мышкой у черепахи

Грунтовая дорога вела на северо-восток и, пропрыгав на ее кочках и ухабах мили полторы, Грегори выяснил, что она выходит на дорогу в Розан, ту самую на которую совершила посадку и с которой взлетела «Дакота». А еще несколькими милями дальше он оказался на перекрестке с широкой магистралью, которую он помнил по карте: левая ветвь дороги направлялась к Варшаве — ему она не подходила, и он повернул направо. Покрытие дороги было хорошим, и он мог использовать своего мощного бензинового коня на всю катушку — что он и сделал, покатив на север.