А все оттого, что если другие наслаждаются, то и ты бестолочь наслаждайся, когда звучит красивая мелодия и вдруг раздается разомлевший голос Рысака.
— Нештяк он выводит свои ноты, эко закручивает, как аппетитно, — отпивая обжигающий чифирь и передовая кружку по кругу, ни к кому конкретно не обращаясь, разомлевшим голосом произнес Рысак. — Жалко только, что пидором был.
Тихо-тихо стало в коморке. Как потом рассказывал Микроб самарский вор-карманник, приглашенный к почетному столу, он почувствовал своего рода озноб. По спине поползло что-то страшное, наверное, именно так дает знать о своем приближении злая тетка с косой по имени Смерть.
Обвинить присутствующих в трусости было никак нельзя. Тем более, нельзя было обвинить их и в том, что кому-то из них мог понравиться пидор. Кем бы он ни был художником, поэтом, музыкантом, но извини, в тюремной иерархии эта была группа самых презираемых и за людей, не считающихся заключенных. Из данного племени назад дороги не было. Если же кто-нибудь из этого племенного сословия пытался при очередной отсидки, даже через долгие десятки лет скрыть это. Расправа с рискнувшим запомоить, осквернить и испачкать других была страшная, а смерть ожидала — лютая.
После слов Рысака получалось, что все кто слушал песни пидарюги, морально измазались и тем самым сами стали запомоенными. И создал такую ситуацию не петух обтруханный, а сам пахан тот, кто должен следить за чистотой идеи и незапятнанностью своего образа.
С другой стороны, интересные рамсы получались. Когда на зоне твердо и однозначно был единый смотрящий, то есть Данила, тот же Рысак музыку слушал и не залупался с возмущениями, а хвалил Квинов, как и все. Теперь, когда по статусу он сам может стать смотрящим, он вспомнил, что Фреди Меркури представитель петушиного рода-племени. Как-то уж больно ко времени, появились эти "воспоминания и размышления". Если ты раньше об этом знал, почему молчал? Вопрос серьезный, требующий глубоких размышлений.
Один Микроб только и простонал, не сдержался: "Эх ты! Такой кайф в парашу спустил".
Данила взял в руки повисшую в воздухе кружку с чифирем. Поднял глаза от проигрывателя и нехорошо, очень нехорошо посмотрел на Рысака.
Тому бы сказать, что никто не обязан знать, чем еще кроме музыки занимаются музыканты, но не сказал.
Может, не так прост этот Рысак? Возможно, это звенья тщательно рассчитанной и хорошо спланированной комбинации? Кто их, вечно "сидящих на льдине" знает?
— Ты, за слова, готов отвечать? — ощерив хищный рот, тихо спросил Данила.
И хотя музыка продолжала звучать, вопрос услышали все. Не услышать этот хриплый посвист было невозможно. Казалось, свет от тусклых лампочек качнулся, пропала резкость и исчезла яркость. По стенам пробежала нервная, зыбкая рябь, такую можно наблюдать на воде, перед грозой.
Засуетился Рысак, проявил излишнюю торопливость в услужливом ответе. Ему бы выдержать паузу, выяснить причину, по которой хотя и равный ему, но выдвигает претензии, на которые он совсем не обязан отвечать.
Необходимо было потянуть время и перевести все в шутку. Но не смог, слишком долго, для него была козырной фигура Данилы. Не мог он так просто отмахнуться.
Не смог или не захотел? Дальнейшие события, будем надеяться, разъяснят нам это.
— Бля, буду. Мамой клянусь. Сам в какой-то газете читал… или журнале… или в телевизоре… — заелозил он севшим голосом, на сразу ставшим неустойчивом стуле.
В качестве искренности своих слов приложил руку к сердцу. И только после сказанного до него наконец-то дошло, что он отчитывается перед таким же, как и сам и что самое неприятное в данной ситуации ведет себя неподобающим образом в присутствии посторонних.
Авторитет зарабатывается тяжело и долго, а потерять его можно легко и практически мгновенно. То есть то, что приобретается долгими и напряженными годами усилий по его завоеванию, теряется за несколько бездарных минут.
— Микроб, убери эту парашу с глаз долой, — проворчал Данила.
Он не торопясь, поднялся со своего глубокого кресла, повел плечами, потянулся и шагом триумфатора одержавшего очередную победу над врагом, прошелся по комнате.
ebooksa