— Чего надо? Что за люди?! — грубым голосом кричит парень, грозно нахмуриваясь.
— Свои… из оленеводческого совхоза, вчера на Омолон вышли…
Старшина поспешно скрывается в рубке. За кормой вскипает пена. Суденышко подчаливает к берегу. Из люка появляется молодой матрос в телогрейке и сбрасывает узкий трап. Наконец-то дома, на палубе.
Мотор гудит. Катер, вспахивая Омолон, мчится к пароходу. На мостике, у борта парохода и на баржах сгрудились люди; блестят стекла биноклей. Неужто обещанный караван прорвался на Омолон в такую позднюю пору? Куда плывут все эти люди?
Приближаемся к пароходу. Нас рассматривают с любопытством. Поднимаю голову и не верю глазам. На верхней палубе, вцепившись в перила, близоруко щурится наш помполит; черные волосы треплет ветер, знакомое, точно вылитое из бронзы, лицо.
— Петр Степанович!
Рядом — Буранов. Махая летным шлемом, он что-то кричит, но голоса в шуме мотора не слышно. Как они очутились на Омолоне?
Илья растерялся. Катер и пароход он видит впервые, и все вокруг кажется ему сном. Задирая голову, он подавленно осматривает пароход. Катер мягко толкается в борт.
— Не робей, старина! — смеются матросы, в десять рук подхватывая Илью.
Взбегаем на мостик и попадаем в объятия друзей.
— Пинэтаун жив? — тревожно спрашивает Петр Степанович. Он кричит во весь голос, как будто мы еще на катере.
— Жив… с Нангой остался.
— Олени целы? — рокочет Буранов.
— Целы… — усмехается Костя. — Совхоз уже в горах.
— И в огне не горят, а, помполит?!
— Газеты, Петр Степанович, газеты есть? Что на фронте?
— Порядок… Драпают фашисты: Бухарест, Софию, Таллин, Варшаву сдали.
— Варшаву?! Письмо мне привезли?
— Нету письма, — добродушно щурится помполит. — Рано еще — далеко Омолон от Польши.
— Знакомьтесь, — представляет Буранов чернобрового, статного крепыша в морской фуражке, с первоклассным цейссом на груди.
ebooksa