Гибель синего орла

22
18
20
22
24
26
28
30

Рассказываю Пинэтауну о заимке Шалаурова. Юноша очень любит рассказы об истории своего края.

Полуразрушенные хибары этой старинной заимки приютились рядом с новенькими домиками рыбаков. В 1761 году на этом месте зимовал с командой своего бота русский промышленник Николай Шалауров, искавший морской путь в Индию. Вместе с Иваном Баховым он построил на Лене небольшое судно, оснастил парусами, прошел морем к устью Колымы и здесь зазимовал. Летом Шалауров миновал Чаячий мыс и поплыл на восток. У мыса Шелагского, за Чаунской губой, путь парусному боту преградили тяжелые льды. Пришлось вернуться на Колыму. После вторичной зимовки Шалауров снова пустился в плавание. Но льды по-прежнему закрывали море.

Вернувшись в Москву с докладом о своих плаваниях, Николай Шалауров решил опять пробиваться сквозь льды. Три года спустя, благополучно достигнув устья Колымы, он снова миновал Чаячий мыс и… пропал. С тех пор о нем не было достоверных известий…

— Чаячий мыс, смотри…

Действительно, «Витязь», минуя темный скалистый мыс, вышел в море и поравнялся с группой мрачных скал. Словно столбы разрушенных ворот, поднимаются они из глубин океана. Ленивые волны, разбиваясь у подножия, обдают их брызгами и пеной.

Триста лет служили эти скалы маяком отважным русским мореходам. Что готовит нам студеное море за этими скалами?

Широкий пролив отделяет утесы от Чаячьего мыса. На карте Питерса одинокие скалы отмечены полустертой английской надписью. Перевожу ее Пинэтауну: «Зуб кашалота» брошен на камни 25 сентября 1903 года…» Питерс вогнал шхуну в узкую щель между утесами, и волны доконали ее.

Чаячий мыс остается позади, вельбот очутился в море. Океанские волны плавно поднимают вельбот перед неприступной стеной бесконечного берега. Только теперь понимаю, что риск нашего морского путешествия слишком велик.

Пинэтаун следит за кучевыми облаками, плывущими на горизонте, с тревогой оглядываясь на пену прибоя у подножия крутых береговых скал.

Что предвещают облака: шторм или ясную погоду?

Впереди, за высоким мысом, ширится голубой залив. Выходим на траверс мыса Столбового. Перед нами разворачивается широкая панорама порта Амбарчик. На рейде дымят морские пароходы. У причалов толпятся пароходы поменьше, баржи, катера и шхуны.

— Уф… вот он — порт Амбарчик…

Юноша с любопытством оглядывает просторную бухту. Он не был в порту и не видал еще океанских кораблей.

На берегу, там, где ютился когда-то одинокий амбарчик экспедиции Седова, высятся портовые склады и магазины, громоздятся пирамиды каменного угля и штабеля пиленого леса. На склонах холмистой тундры белеют домики полярного поселка. По улицам проползают тракторы — они тащат на буксире платформы с грузом. Суровый ландшафт соседней приморской тундры украшают ажурные вышки ветродвигателей и высокие мачты радиостанции полярной зимовки.

В порту караваны торговых судов, совершающих сквозные рейсы в Архангельск и Владивосток, выгружают продовольствие, технику, принимают тюки с драгоценной колымской пушниной. Продовольствие и машины тотчас уходят на баржах с речными пароходами вверх по Колыме в Зырянку и Середникан — на опорные базы Дальнего таежного строительства.

Сбылась вековая мечта: превратив Северный морской путь в дорогу торговых караванов, славные потомки российских мореходов прорубили окно из полярной Сибири на Дальний Восток, проложили кратчайший путь из Европы в Индию.

Картина мирной портовой жизни на берегах Восточной тундры вернула нам бодрость. Решаю не заходить в порт и, не теряя времени, плыть дальше, к восточной границе совхоза, где вспыхнула эпидемия копытки. Бухточка в скалах отмечена на карте Питерса в шестидесяти километрах восточнее залива Амбарчик.

Час спустя за крутым Медвежьим мысом скрываются последние дымки пароходов. Подгоняемый морским ветром, вельбот быстро идет вдоль каменного берега Восточной тундры. Шумят волны, разбиваясь о скалы.

Ну и стены… в шторм здесь не выкарабкаться на берег. На высоких каменных столбах, нахохлившись, сидят оперившиеся птенцы полярных ястребов. Над ними проносятся поморники, хищно оглядывая скалы. Но поживиться здесь нечем: молодые ястребки окрепли и могут дать отпор летучим пиратам, а чайки с птенцами не гнездятся на этих скалах, открытых для прямого удара северных ветров.

Из воды то и дело показываются головы нерп. Тюлени без страха любопытной толпой сопровождают вельбот. Воды Колымы, вливаясь в море, отклоняются на восток могучей силой вращения Земли, опресняя морскую воду и отепляя побережье Восточной тундры. Морские льды тут быстро тают и разрушаются; косяки мелкой рыбы держатся все лето, привлекая нерп.