Но он, должно быть, решил, что это все мое притворство.
В то же время он должен был понять, что даже если я лицедействую, то все равно говорю искренне.
– Это верно; в повозке-то довольно шумно. У меня все равно нет никаких планов на сегодня. Кроме того, есть некая обжора, с которой мне нужно посоветоваться, что будем есть сегодня на ужин.
Стало быть, он хочет остаться здесь, со мной.
Это было сродни детскому упрямству.
Я с упрямым видом отвернулась прочь; он беспомощно рассмеялся.
Эти наши разговоры без малейшего следа обмана; разговоры, в которые не вмешивается никто чужой.
Если бы кто-то решил описать конкретно, что такое счастье, – эта сцена подошла бы ему идеально.
– Кстати, может быть, ты хочешь чего-то еще? В книге по медицине я найду детали позже, а если рынок закроется, я не смогу все приготовить.
– А, мм…
– Хотя ты выглядишь уже полностью здоровой, на самом деле это не так. Поэтому тяжелая пища под запретом.
– А мясо?
Мои глаза горели предвкушением. Это, разумеется, не было притворством.
– Нет, нет. Только кашка, еще, может, хлеб, размоченный в супе.
– Угг… тогда я хотела бы то же, что сейчас, с овечьим молоком.
Я указала на посуду, которую он держал в руках, и он кивнул.
– Хочу чего-нибудь ароматного и сладкого, и вкусного.
– Овечье молоко, хм…
– А что, что-то не так?
Он покачал головой.