Храброе сердце

Я поворачиваю ручку. Я открываю дверь.

Она вырываетца из моих рук. Я вскрикиваю. Готовлю себя. Ветер срывает дверь с петель и она летит в темноту.

Эта дверь ведет в никуда.

Я на вершине башни. Острые горы возвышаютца вокруг меня. Большая пропасть зияет внизу. Все это пустота, простор, чернота.

Я держусь за дверную раму. Ветер обдувает меня, срываетца на меня, пронзительно крича от гнева.

— Джек! — кричу я. — Джек!

А затем я падаю. Падаю. Падаю.

Лью поторапливал нас сегодня. Мы путешествовали долго и сложно. Было уже темно, когда мы разбили лагерь за ржавым корпусом старой лодки, застрявшей в древние времена, когда вода отправила ее сушитца на пески. Это лучшее пристанище на много миль вокруг, но все же продувные ветра находят нас. Они дуют завывая, жаля наши лица своими огненными укусами. Облака несутца по небу. Закрывают луну. На небе сегодня нет звезд. Недалеко воют волкодавы.

Я присела на краю лагеря. Я продолжаю сидеть спиной ко всем остальным. Если они увидят, они будут все вынюхивать, задавать вопросы. Они наблюдают за мной все время. Я не могу ничего сделать без того, штобы кто-то сунул свой нос.

Я должна разобратца с этим. Это кровь на моих руках. Ни мыло с водой, ни хвощ...ничего не помогает. Кровь невозможно смыть. Она высохшая такая темная, почти черная. Она даже под моими ногтями. Только сегодня заметила, пока беседовала с Эпоной. Должно быть испачкалась в крови, когда разделывала волкодава. Надо бы вычистить их, пока Лью не заметил. Он у нас такой придирчивый. Он всегда говорил, Па может это все и не важно, но это не значит, што мы дети не можем вести себя достойно.

Я вычищаю свои ногти прутиком.

— Ну же, бормочу я, — давай же, вот дерьмо, сволочь.

Но это не помогает. Я хватаю камень и начинаю скрести им свои руки, ладони. Черт подери, почему ничего не выходит? Я стискиваю зубы и скребу сильнее. Я гляжу через плечо. Гляжу, штобы удостоверитца, што за мной никто не наблюдает.

Все они смотрят на меня. Томмо, Лью и Эмми. Сидя вокруг костра со своими консервами.

— Што? — говорю я.

— Томмо звал тебя трижды, — говорит Лью.

Я присоединяюсь к ним. Они почти закончили есть. Томмо накладывает мне в консервную банку рагу из луговой собаки.

— Эй, — говорю я. — Не обязательно приводить это в съедобный вид, Томмо. Я так голодна, что могу съесть даже свои ботинки.

Это ложь. Я не голодна. Я не голодна все эти дни. Большую часть я потихоньку скармливаю Неро.