Пограничный легион

Джоун отошла, еще больше заинтригованная. Невидимо для глаз происходило что-то странное. Суровый взгляд Пирса, пророчащие беду слова явно говорили о его неприязни к Келлзу. А чем вызван внезапный интерес к ее положению? Что значила его еле ощутимая враждебность по отношению к вожаку? Можно ли ожидать, что в душе этих бандитов, связанных только настоящими, прошлыми и будущими злодеяниями, еще живо представление о чести и порядочности? Неужели дело идет к открытой вспышке злобы, ненависти, ревности, предательства, взлелеянных преступной пограничной жизнью? И Джоун ясно увидела тщету и трагический провал выношенного Келлзом великого плана. Предприятие не может завершиться успехом. Да, на несколько дней или недель Келлз поднимется на волне черной славы, набьет мешки обагренным кровью золотом, прогремит на всю округу безумной игрой… И тем не менее по самой своей сути все это обречено на провал. Провал и гибель.

Джоун переходила от одного бандита к другому, грустно и дружески обмениваясь с каждым парой слов, выискивая признаки происшедшей перемены; но что же все-таки произошло, поняла только после того, как встретила Французика — человека другой расы. В глубинах его натуры с незапамятных времен было запечатлено некое чувство, инстинкт, давно уже погребенное в беспросветном хаосе разбойной пограничной жизни, но вдруг на миг пробившееся на поверхность, — чувство врожденного уважения к женщине. Для Джоун это был луч света во тьме. Еще вчера эти головорезы презирали ее, сегодня они преисполнились к ней уважения.

Значит, они поверили тому, что она в отчаянье бросила Джиму Кливу. Они поверили в ее порядочность, им стало ее жаль, теперь они относились к ней с уважением, оценили ее попытку спасти этого мальчишку, отвратить его от преступной карьеры. Да, они бандиты, разбойники, убийцы, они давно загубили свои души, однако каждый сумел увидеть в ней образ своей матери, сестры. Чтобы каждый чувствовал или сделал бы с нею, располагай он над ней той властью, какая была у Келлза, значения не имело. Странная непоследовательность эмоций и мыслей заставляла их ненавидеть Келлза за то, с чем они легко мирились в себе самих. Ее горячие увещевания Клива, неожиданное признание, ее молодость и беда, в которую она случайно попала, приоткрыли в душе каждого бандита далеко упрятанные человеческие чувства. Как в Келлзе еще сохранились остатки благородства, призраки его погубленных былых идеалов, так и в остальных бандитах еще жили крупицы добра. И Джоун открылась великая истина: нет и не может быть людей, безвозвратно потерянных для добра.

Но тут ей на память пришел омерзительный образ Гулдена, человека, у которого не было человеческой души, и она снова содрогнулась. Потом мысли ее обратились к Джиму Кливу — он-то ей не поверил, он сделал роковой шаг. Перед ним она оказалась бессильна, странный вывих в его психике вывел его из-под ее влияния.

И как раз в ту минуту, когда в голове у нее забрезжила эта мысль, мысль, что никакие перемены в отношении к ней бандитов все равно не дают ей ни малейшей надежды как-то повлиять на Джима, она увидела, что к хижине ленивой походкой, ни на что не обращая внимания, подходит Джим — грязный, оборванный, с сигаретой в зубах и синяками на бледном лице — воплощенное безразличие и отрешенность от всего на свете. Сердце у Джоун болезненно сжалось и замерло. Один миг она стояла в нерешительности, борясь с собой. Ей было так плохо, что у нее достало бы смелости прямо сейчас подойти к нему, снять маску и сказать: «Я — Джоун!» Но все же она оставила это на самый крайний случай. А сейчас, хотя никакого определенного плана у нее не было, она решила положиться на судьбу — поискать возможности повидаться с ним наедине.

Вдруг громкий вопль перекрыл ровный гул голосов — орал какой-то верзила, показывая рукой на противоположный склон, где над ивняком вдруг поднялось облако пыли. Все сгрудились перед хижиной, вглядываясь в клубы пыли и громко переговариваясь.

— Джессова лошадь, ей-богу! — снова заорал верзила. — Эй, Келлз, давай сюда!

На крыльцо живо вышел Келлз и в один миг оказался среди возбужденной толпы. За ним выбежали Пирс, Вуд и остальные.

— В чем дело? — бросил он на ходу. — Кто это там скачет без седла? — Гляди, прямо сюда гонит! — крикнул Вуд.

— Это Бликки! — снова гаркнул верзила. — Ну, Келлз, вот они, новости! Я узнал Джессову лошадь.

Из горла Келлза вырвался странный ликующий крик. Вопли бандитов сменились глухим гулом, а потом и вовсе смолкли. По дороге низко, как индеец, пригнувшись к шее лошади, несся Бликки. На всем скаку он подлетел к террасе, бандиты бросились врассыпную. Разгоряченная лошадь тяжело проскочила вперед. Лицо у Бликки было совсем серое, он был вне себя.

— Джесс приехал! — хрипло заорал он прямо в лицо Келлзу. — Он свалился с лошади — вконец измучился! Он требует тебя… и всю банду! Он видел золотого песка на миллионы долларов!

Наступила мертвая тишина, но ее тут же сменил невообразимый гвалт. Бликки круто повернул лошадь, Келлз, а за ним вся банда бросились бежать.

Джоун поспешила воспользоваться представившейся возможностью. Она видела все, что происходило, но не упускала из виду и Клива. Когда все побежали, он поднялся с бревна, на котором сидел, и пошел было за остальными, но тут к нему подскочила Джоун и схватила его за руку. От неожиданности. он вздрогнул. А у нее язык словно прилип к небу, губы ее не слушались. Дважды она пыталась заговорить, но не могла вымолвить ни слова.

— Приходи туда… вон в тот сосняк!.. — прошептала она, задыхаясь от волнения. — Дело идет о жизни и смерти… для меня.

Когда Джоун отпустила его руку, он попытался сорвать с нее маску, но она увернулась.

— Кто вы? — зло спросил он.

Келлз и его люди уже перепрыгивали через ручей и, продираясь сквозь ивняк, мчались дальше. На уме у всех было лишь одно — добежать до Джесса Смита и самим все узнать о прииске. Для них это значило то же самое, что для честных золотоискателей найти богатую жилу.

— Идем! — крикнула Джоун и бросилась за угол хижины, лишь на мгновение остановившись, чтобы посмотреть, последовал за ней Джим или нет. Джим подчинился ее приказу. Тогда Джоун обогнула хижину и побежала вверх по склону. У первых же сосен она снова остановилась. Джим следовал за ней по пятам. Она побежала дальше, но уже тяжело дыша и часто спотыкаясь. Джим несся за ней широкими прыжками; лицо у него еще больше побледнело, глаза посуровели, зубы были плотно сжаты, и Джоун вдруг испугалась — что он хочет сделать? Она опять двинулась вперед, но уже шагом.

Вскоре хижины скрылись за разбросанными по склону елями и соснами. Впереди, в нескольких десятках футов, сосны стояли уже плотной стеной; к ним-то и направлялась Джоун. Остановившись возле сосен, она опасливо огляделась. Кроме Джима никого не было видно. Она даже всхлипнула от облегчения и. радости. Их никто не видел. В этом сосняке они будут скрыты от глаз бандитов. Наконец-то! Теперь она сможет открыться Джиму, объяснить, почему и как она тут очутилась, сказать, что любит его, что она та же честная девушка, что была когда-то. Но все же она дрожала, как лист на ветру, и видела Клива, словно сквозь туман. А он уже приближался. Ни о чем не думая, Джоун углубилась в рощу. Там было сумеречно и прохладно, пахло смолой. Во все стороны шли неприметные тропки, они вели к солнечным полянам. Джоун шла все дальше в лес, как вдруг на пути у нее оказалось поваленное дерево. Она остановилась и обернулась: вот тут она будет ждать Джима — так удобно стоять, прислонившись к гладкому стволу. Показалась темная тень — крадучись подходил Джим. Она никогда не видела его таким. Вот он вышел на поляну.