— Не имеет значения, что ты сказал… Все это не важно. — Ее нижняя губа дрогнула. — Я ничего не значу. Я всегда это знала. Я ведь просто женщина в доме — чтобы готовить еду и наводить порядок. Ведь в этом заключаются женские обязанности, верно? Пока ты уходишь и запираешься на весь день в этом кошмарном амбаре и пишешь свои картины, пребывая в каком-то своем мире. А когда наконец у тебя выпадает свободная минутка и мы могли бы побыть вдвоем, чтобы стать поближе друг другу, ты включаешь этот проклятый проигрыватель, и он ревет изо всех сил, или же ты уходишь в свой проклятущий лес и играешь с этими паршивыми ребятишками, как… как… — Она внезапно упала в кресло, закрыв лицо руками. — О, к черту, к черту, к черту!
— Линда!
Из-за того, что он снова дал себя одурачить, — потому что как идиот не учел, что выпивка уже сделала свое дело, — вся его нежность улетучилась тут же. Он посмотрел на нее устало, почти с неприязнью.
— Ты думаешь, что можешь писать! — доносился ее хриплый от злости голос. — Но есть кое-что, о чем я никогда тебе не говорила. Мне бы и сейчас не следовало… Но писать ты не можешь! У тебя это совсем не выходит. И все это знают — не только критики, а все, все. Спроси кого хочешь в Стоунвиле. Любого. Они все смеются над тобой. И они все смеются надо мной. Вы, они говорят, вы такая очаровательная, такая… — Дернувшись как марионетка, она встала и двинулась через комнату, без умолку выливая на него потоки слов: — Вы такая очаровательная, такая привлекательная. Почему, скажите ради всех святых, вы связали себя с этим ненормальным, бездарным кретином, который все время тащит вас вниз, который… — Слова эти — мертвые, бесчисленное множество раз слышанные им раньше — били по его нервам, как водяные капли. — Я могла бы сделать хорошую партию. Я могла бы выйти замуж за Джорджа Креснера, президента Модного Агентства Креснера. Я могла выйти замуж за…
Теперь она стояла у бара. Ненароком, будто не сознавая, что она делает, потянулась за бутылкой джина.
— Линда!
Она все еще тянулась неловко к бару.
— Линда! — снова окликнул он.
Она мгновенно выпрямилась с видом оскорбленного достоинства:
— Почему ты кричишь на меня?
— Не надо. Ради бога, не надо!
— Не надо? Не надо — что? О чем ты?
— Линда, ну пожалуйста! Как одолжение мне. Не надо начинать. Это не поможет.
— Что не поможет? — На ее лице были написаны изумление и обида. — Боже, не обвиняешь ли ты меня в том, что я собираюсь выпить? Я только привожу в порядок бутылки.
Он не ответил. Стоял молча, опустив руки.
— Ты хочешь этим оправдать себя? — Ее голос стал пронзительнее. — Может, ты скажешь, что я уже выпила в Питсфилде только потому, что невоспитанная девчонка сказала какую-то чушь о моих волосах. О, ты такой хитрый! Ты знаешь, что придумать. Но я уже много месяцев не брала в рот ни капли! И вообще, в жизни не пила больше одного-двух коктейлей на приемах, или… — она всхлипнула, бросилась к нему и прижалась к его груди…
— О, помоги мне. Помоги мне, Джон, милый! Помоги мне!
Это был подлинный крик души. Он знал, что это не притворство. Но, обнимая ее, ощущал лишь ужас зверя, запутавшегося в сетях.
— Ничего это не даст, — сказал он, гладя ее по голове. — Если мы вернемся в Нью-Йорк — ничто не изменится.
— Я так боюсь!
ebooksa