Андрей иногда даже пугался: все, до мельчайших черточек, Светланино: мягкий прищур глаз, густые темные брови, губы с опущенными уголками. Так что, бывает, не поймешь: то ли она улыбается, то ли готова заплакать?
В такие минуты, когда дочь сидела перед портретом матери, Андрею было особенно не по себе.
А чем помочь? Время было не властно и над его памятью.
После смерти жены прошло уже два года, а Андрею то и дело вспоминается веселый взмах крылатых бровей, когда Светлана смеялась, упрямо прикушенная губа, когда сердилась, и теплый, из глубины души взгляд, когда ему было трудно. И порой казалось, что вот откроется сейчас дверь, Светлана войдет в комнату и спросит: «Ну как вы тут без меня хозяйничаете? Справляетесь?»
Ольга справлялась. И когда Аргунов приходил с полетов уставший, кидая куда попало куртку, планшет, она никогда не попрекала его, а молча прибирала разбросанные вещи, как это умела делать мать — незаметно и без нареканий, — и звала на кухню ужинать.
…Ольга вернулась из школы, когда отец уже спал, развалившись в мягком кресле. Она прошла в спальню, расстелила ему постель и только потом, подойдя, тронула губами его шершавую щеку:
— Папа, иди спать.
— Поздно гуляешь, дочка, — укорил ее Андрей.
— Я не знала, что ты уже дома, а то бы раньше пришла. — Она снова чмокнула его в щеку: — Устал?
— Устал и хочу в отпуск. Так что собирайся, на днях отчалим. Ты когда школу заканчиваешь?
— Тоже на днях.
— Вот и отлично. Ну что ты так на меня смотришь? Давно не видела?
Ольга радостно вздохнула:
— Папка, ты у меня самый замечательный на всем белом свете!
— Так уж и на всем? — отшутился Андрей.
— Конечно! Я только подумала, а ты уже угадал мое желание. — И она в восторге закружилась по ком нате: — Ура! Мы едем в Ташкент! Ну, держитесь, бабушка и дедушка! Весь мед ваш поедим и все дыни слопаем!
Засыпали они в этот вечер оба счастливые — в мечтах о теплом лете, о вкусном меде, об отдыхе…
3
Этот день для Льва Струева начался неудачно. Когда он предстал пред ясны очи летного врача Тамары Ивановны Колесовой, та категорически заявила:
— Сегодня, Лев Сергеевич, вы летать не будете!