Голос его прозвучал тихо, неуверенно и виновато, но все, как один, услышали его.
— Братцы, Валера вернулся! — радостно воскликнул Суматохин и, опережая всех, первым бросился к Волчку.
Валерию жали руки, обнимали его, целовали.
— Сейчас мы тебе намнем косточки! Волчок, как мог, отбивался, просил:
— Пожалейте. Я еще не в форме. — И показывал толстую палку, на которую опирался.
Прошло уже больше трех месяцев с тех пор, когда он в последний раз был здесь, на ЛИС. И кажется, ничего не изменилось. Та же мягкая зеленая, как луг, ковровая дорожка, те же диваны, бильярд. И так же, как и раньше, Федя Суматохин сунул Волчку в руки кий и предложил:
— Сгоняем партийку.
— Да я уж, наверное, и разучился.
— Значит, снова надо обретать форму.
За эти месяцы много событий произошло в жизни Волчка: ему дважды делали операцию — сначала в местной клинике, потом в Москве. Там же, в московской больнице, он узнал о рождении сына. Нежные, трогательные, покаянные письма слал он домой — жене и сыну, — просил только об одном:
«Крепитесь. Я вернусь и заживем по-новому. На аэродром теперь — ни ногой».
А как выписался из больницы, то заскочил домой лишь на минутку — взглянуть на сына, ведь он его еще даже не видел.
— Ну как, Санька, летчиком будешь? — подмигнул он, склонясь над детской кроваткой.
Оксана заплакала:
— Только не летчиком.
— Ладно, жена, не нам это решать. Вырастет — сам себе дорогу выберет.
Он наспех поел, поцеловал жену и сына и отправился на аэродром.
— Ты же обещал! — напомнила ему Оксана.
— Надо ж мне хоть медицинскую книжку сдать.
А самому не терпелось увидеть друзей, самолеты, почувствовать себя в родной стихии. Друзей-то он увидел, но не всех.