Струев хотел было встать, но Востриков жестом остановил его.
— Посиди чуток, время терпит, — сказал он. — Может, есть какие планы?
— Да надо бы оформлением летной комнаты подзаняться, — нерешительно произнес испытатель. — Я уже продумал схемы, плакаты…
— Это правильно, — начальник ЛИС одобрительно кивнул, — вдруг какая комиссия… А тебе в помощники подключу цехового художника.
— Отлично.
— И вообще, если что надо — не стесняйся, сразу ко мне. Всегда помогу.
— Спасибо, Семен Иванович.
Струев дошел до двери, но обернулся, словно почувствовав, что Вострикова еще что-то тревожит. И не ошибся.
— А как на твои нововведения Аргунов посмотрит? — спросил Востриков.
— Но вы же «за».
— Тогда иди, твори и дерзай! — воскликнул Востриков и поднялся, давая понять, что разговор окончен.
«Вот бы мне такого зама! — подумал он, устало закрывая глаза. — Струев — не то что Аргунов, быстро бы навел порядок».
6
Аргунов возвратился из отпуска посвежевший, помолодевший. Чистый горный воздух пасеки, исцеляющая тишина, а главное, перемена впечатлений придали новых сил. Но едва он переступил порог квартиры, как тут же затосковал по аэродрому. Это было его обычное состояние, как, впрочем, у многих летчиков: за время отпуска так изголодаешься по полетам, что даже секунды перед стартом кажутся вечностью. Ночью в поезде ему даже сон приснился, страшный правда. Будто он заходил на посадку и остановился двигатель. Самолет стал падать на город, а прыгать нельзя: внизу люди. Он сумел все же отвернуть в сторону и уже несся в какую-то черную яму. Ему стало страшно, и он закричал, но не услышал собственного голоса. А потом его, живого, невредимого, поздравляли, и диктор объявил: «Мы показывали демонстрационный полет». Проснулся оттого, что его тряс за плечо сосед по купе. «Что с вами? Плохо?» — «Извините, ерунда какая-то приснилась». Аргунову больше уснуть не удалось, и он с нетерпением ждал наступления рассвета.
Утром поезд прибыл в родной город. Андрей взял такси и скоро был дома. Принять ванну да залечь спать? Но спать не хотелось.
Андрей перелистал газеты и журналы, скопившиеся за месяц, — нет, скучно.
«Зря я оставил Ольгу в Ташкенте, — думал он. — Вот и майся теперь один в четырех стенах…»
Он вскочил и стал ходить по квартире, как по пустыне. Один, один. И зачем он согласился на уговоры стариков? Хотя при чем здесь старики? Дочь сама захотела остаться. Правда, это был первый ее порыв. В следующее же мгновение Ольга подумала о нем и с тревогой спросила:
— А как же ты?
— Ничего, справлюсь. Я ведь большой.