— На летно-испытательной.
Сандро всплеснул руками:
— Это же надо! Работать вместе — и до сих пор не встретиться. Ну как ты? Женат? Сын есть? Квартира? Машина?
— Погоди, погоди, не все сразу…
Гокадзе вдруг помрачнел, черные шмелиные глаза его потускнели.
— Скажи, Андрей, почему все так несправедливо в жизни устроено?
— Ты о чем?
— Над схемами корплю, самолет, можно сказать, своими руками делаю, а летает дядя. А может, мне до смерти хочется летать!
— А жизнь тут при чем? — мягко укорил его Андрей. — Сам виноват. Характерец тебя подвел. Горячий слишком.
— Характер — кипяток, — согласился Сандро, — но не в этом дело.
— А в чем? В чем?
Сандро, словно железными обручами, сдавил Аргунову плечи.
— Пусти, медведь, я ведь тебе не штанга.
— Не отпущу, пока не скажешь. Я ведь летчиком хотел стать! Летчиком, понимаешь?!
— Эх, Сандро, Сандро, — вздохнул Андрей, освобождаясь из его крепких объятий, — вот руки тебя и подвели.
— Руки?
— Конечно. Летчику чуткость в руках нужна, а ты зажимал штурвал так, будто это штанга.
Андрей вспомнил, что в училище никто из курсантов эскадрильи не мог так легко, как Сандро, играть двухпудовой гирей, точно мячиком. Перворазрядник, кандидат в мастера спорта, чемпион округа! Его частенько освобождали от внутренних нарядов, в подразделении он фактически только числился, а больше по соревнованиям разъезжал. Но когда вплотную приступили к полетам, то оказалось, что штанга более податлива ему, чем самолет. После длинной вывозной программы его все же были вынуждены отчислить из училища из-за летной неуспеваемости. Уезжая, Сандро чуть не плакал.
— И куда же ты? — спросил его тогда Аргунов.
— В самолетостроительный подамся. Все-таки ближе к авиации. — И сам же над собой подшутил: — Лучше быть хорошим инженером, чем плохим летчиком. Правильно я говорю?