— Это что еще за карнавал на производстве? — послышался голос мастера. — Перерыв кончился, приступайте к работе.
КУЗЬМА ПЕТРОВИЧ И ПАВЕЛ КОШЕЛЕВ
Утром, когда Цыганков еще спал, в общежитие ремесленников вошел невысокий паренек. Он спокойно, словно уже бывал здесь, оглядел ряды коек и спросил у проснувшихся ребят:
— А где тут Иван Цыганков, калачевский?
Незнакомых всегда встречали настороженно, даже чуть враждебно. А тут еще независимый том…
— А ты кто такой? — ответил вопросом на вопрос Петька Синицын.
Незнакомец, не смущаясь, спокойно оглядел щуплую Петькину фигуру в синей майке-безрукавке, тощие голые ноги, свесившиеся с кровати, и, мысленно решив, что если ремесленник задерется, то ему несдобровать, фыркнул:
— Тоже мне, допросчик нашелся!..
— Пашка!
Одеяло над цыганковской постелью взлетело чуть ли не к потолку. Иван, сквозь сон услышавший голос друга, подскочил к нему, хотел обнять, но оглянулся на товарищей, потоптался и протянул руку.
Павел Кошелев тоже стиснул бы дружка в объятиях, но негоже мужчине распускаться. Тем более вокруг столько любопытных.
— Привет, — сдержанно проговорил Кошелев, крепко пожимая протянутую руку.
— Из Калача? Как там дома? — тормошил друга Иван.
Павел покосился на ребят, неопределенно пожал плечами и немногословно произнес:
— Живут… Мать твоя здорова…
— А ребята? Небось воюют. Немцы далеко?..
— Ну, это разговор особый, — солидно произнес Кошелев. — Не для посторонних, — добавил он, многозначительно посмотрев на Петьку Синицына.
— Это кто же посторонний? — обиделся Синицын. — Сам заявился к нам, а теперь мы же посторонние? Да я тебя сейчас…
— А ну стукни, — повернулся к нему Кошелев.
— И стукну, — придвинулся Синицын.