— Ни слова, — подтвердил Коля, глядя на маршала самыми честными глазами.
— Я так и думал, — удовлетворенно кивнул Маннергейм. — А вас ничего не смущает в нашей беседе?
— Никак нет, господин маршал, ничего. Вы спрашиваете, я — отвечаю.
— Верно, — снова удовлетворенно кивнул Маннергейм. — Только… Только вы так увлеклись собственным рассказом, что не заметили того, что вопрос про Стокгольм я задал вам по-русски, а вы мне на русском же и ответили. И сейчас мы с вами именно на нем и беседуем. На великом и могучем языке Пушкина и Толстого. Вы не находите?
В молчании прошло минуты три.
Маршал молча смотрел на своего коменданта и не находил в нем ни растерянности, ни даже смущения. Будто так и должно было быть. Комендантом личной резиденции главнокомандующего непременно должен служить иностранный агент.
«Стойко держится, — отметил про себя Маннергейм. — Видно, что его тщательно подбирали, а потом долго готовили, прежде чем подкинуть мне».
Коля молчал, хотя ему было что сказать. Он три недели ждал, пока его разоблачит маршал, но, соблюдая воинскую вежливость и армейскую субординацию, ждал, пока тот заговорит первым.
— Так-так-так, молодой человек, — Маннергейм прервал наконец затянувшееся молчание. — Как же это вы так прокололись?
— Ничего я не прокололся. Вы со мной по-русски, и я с вами по-русски.
— Прекратите, молодой человек, — шутливо погрозил пальцем Маннергейм. — Вы — русский шпион. Это можно считать доказанным.
Ответ удивил Маннергейма:
— Ну и что, что шпион? — спросил Тиму Неминен с таким видом, будто бы он не разоблаченный агент вражеской разведки, а всего лишь кавалер, застигнутый в чужом будуаре. — Меня специально и направили к вам, чтобы вы меня разоблачили.
— Зачем?!
— Сейчас… — с этими словами Тиму расстегнул китель, надорвал подкладку и вытащил простой конверт без наклеенных марок и сургучных печатей. Он даже не был надписан. Обыкновенный, ничем не примечательный конверт из серой бумаги.
— Что это? От кого? — спросил Маннергейм.
— Не знаю, — пожал плечами Тиму. — Когда меня к вам посылали, приказали вам передать. Мое дело маленькое. Мне приказали — я передал.
Маршал вскрыл конверт достал оттуда сложенный вдвое лист бумаги, развернул его и прочитал:
«Ваше превосходительство!
Уже сегодня всем в мире понятно, что дни гитлеровского режима в Германии сочтены. Гитлер потерпел поражение, как военное, так и политическое, и речь может идти только о конкретных сроках окончания войны на условиях безоговорочной капитуляции.