Минус Финляндия

22
18
20
22
24
26
28
30

«Пусть живет, — подумал Филипп Ильич. — Пусть живет лейтенант. Молодец, что не полез в рюкзак. Правильно поступил. А вот смершевец оказался полюбопытней. Майор по гэбэшной привычке всюду совать свой нос в Колин рюкзачок таки заглянул. И, видать, как-то неаккуратно заглянул. Глянул так, что энкавэдэшные дружки его с собой в Москву потянули. Остался теперь Карельский фронт без старшего оперативного уполномоченного Смерш. Осиротел».

Не закрывая папки с рапортом, Головин повернулся к портрету Сталина.

— Интэрэсно паслющать, щто думаэт па этаму поводу таварищ Сталин? — подделывая акцент, спросил он любимого вождя и тут же ответил в знакомой манере: — Ви и сами прэкрасно все панимаэтэ, таварищ Галявин. Ви ужэ и сами давно разабралыс. Далажытэ ваши саабраженыя по данному вапросу.

«Что ж тут соображать-то? — усмехнулся Головин. — Задачка для второклассников. Штейн где-то накопал научные материалы по атомной тематике. Созданием атомной бомбы всерьез занимаются только два человека в мире — Роберт Оппенгеймер в Лос-Аламосе и Лаврентий Берия в Советском Союзе. Оба этих человека были бы очень благодарны Штейну за эти документы. Штейн предпочел не отправлять их за океан, а предоставил советской стороне. Причем не по линии НКВД, который взял его под свое покровительство, а по линии Генерального штаба.

Значит, Штейн продолжает считать себя кадровым сотрудником ГРУ, а не НКВД. Он пришел к резиденту ГРУ в Стокгольме капитану Саранцеву и вручил ему килограммы бумаги, исписанной формулами. Вручил и объяснил значение этих бумаг для советского командования. Капитан Саранцев, он же Тиму Неминен, как исполнительный офицер, немедленно доложил по команде и о документах и о визите Штейна. По команде — то есть мне лично. После этого Штейн снова растворился в тумане, и нет у меня ни наличных сил, ни времени, чтобы искать его по всей Северной Европе. А Коля получил задание вернуться вместе с документами на нашу сторону как можно скорее.

Можно сделать вывод о том, что документам этим цены еще не придумали. Для добычи таких документов годами выращивают добрую сотню агентов, натаскивая их второстепенными заданиями на конкретную цель. И не жалко, если при добыче такого добра сгорит девяносто девять процентов из него, если сотый все-таки принесет добычу. Этот единственный из сотни оправдает все расходы государства на обучение всех остальных агентов. За такой материал дают Героя, имя которого вносят в секретные учебники по разведподготовке.

Для перехода на нашу сторону капитану Саранцеву был обозначен участок обороны в полосе Тридцать второй армии. Начальники разведотделов этой армии и Карельского фронта были ориентированы на обеспечение его перехода, теплый прием и немедленную переправку документов в Москву.

Документы должны были попасть на стол к нему, Головину, и тогда бы Филипп Ильич с гордостью за свою работу доложил их маршалу Василевскому. Тогда зачет за проделанную работу был бы поставлен военной разведке, а не политической. Вместо этого, после перехода линии фронта, Саранцев был „отфильтрован“ дивизионным Смершем, о его прибытии оповестили центральный аппарат НКВД СССР, энкавэдэшники опрометью бросились на Карельский фронт, сграбастали Колю с его рюкзачком и привезли… в Москву… к Рукомойникову! К кому же еще? Не к Берии же».

Филиппу Ильичу стало неприятно, что Рукомойников снова перешел ему дорогу. Не для него Штейн добывал документы, а для ГРУ. Некрасиво поступил Павел Сергеевич, записывая в свой актив удачу военной разведки.

Головин снял трубку телефонного аппарата и набрал пятизначный номер.

— Рукомойников слушает, — раздался в трубке приятный, хорошо поставленный баритон.

— Павел Сергеевич?

— Он самый, — довольно подтвердила трубка.

— Что ж вы, товарищ комиссар государственной безопасности, делаете? — пошел в наступление Головин.

— Много чего, — уклонился от прямого ответа Рукомойников. — Служебных обязанностей очень много, а отчет о выполнении я даю исключительно Лаврентию Павловичу.

— Ты мне тут не юли! — наливался яростью Головин.

— Батюшки! — забеспокоился голос в трубке. — Филипп Ильич! Никак случилось чего? Интересно знать, кому это удалось вас вывести из себя?

— Тебе, стервец ты эдакий!

— Помилуйте, Филипп Ильич, я всегда к вам…

— Где мой агент и документы, которые он нес?