Головин не дал ему слова для собственного оправдания.
— Вы что натворили?
— Я, товарищ генерал… — начал Коля и снова Головин его прервал:
— Подполковник Гольдберг!
— Слушаю вас, товарищ генерал, — Гольдберг водрузил себе на переносицу пенсне и посмотрел сквозь линзы на генерала так, как при старом режиме смотрел, бывало, в трактире подпивший барин на полового, принесшего несуразный счет. — Очень внимательно.
— Гольдберг! — к заметно поддатому подполковнику подскочил Гогладзе. — Я тебя!.. Как с генералом разговариваешь!
Гольдберг только прищурился на него.
— А ты вообще отвали. Чурка нерусская. Потомок грузинских князей.
— Разрешите, господин генерал? — Даян учтиво обошел генерала, с торжественным видом встал перед нетрезвыми Гольдбергом и Колей и обратился к ним почти высокопарно: — Господин подполковник, господин капитан! — торжественный тон британского майора как-то не очень вязался с опухшими от двухнедельных возлияний лицами Гольдберга и Коли, но майор деликатно не обращал внимания на их внешний вид. — По поручению правительства Его Величества Георга VI, короля Англии, Шотландии и Уэллса, имею честь сообщить вам, что вы, подполковник Гольдберг, и вы, капитан Осипов, за мужество и героизм, проявленные в борьбе с нашим общим врагом — немецким фашизмом, а также за стойкость, проявленную при отражении и ликвидации немецкого прорыва на плацдарме у правого берега Припяти, удостоены почести членства Ордена Британской империи, с вручением вам знаков ордена и жалованных грамот.
С этими словами Даян достал две сафьяновых коробочки, извлек из них по изящному серебряному крестику на пятиугольной бордовой подвеске и прикрепил их на грудь Гольдбергу и Коле. При этом он снова не подал виду, что вешает награду не на парадные мундиры, а на нестиранную гимнастерку командира штрафников и черную робу бывшего заключенного.
— Достукались! — процедил Головин награжденным. — Своих наград мало — за чужими полезли. Носите теперь свои кресты. Пусть над вами весь фронт смеется.
— Если господам членам Ордена Британской империи когда-либо будет угодно принять подданство британской короны, то таковое подданство будет предоставлено им незамедлительно, без проволочек и по первому слову, — подлил масла в огонь все тот же невозмутимый Даян.
При этих словах Головин выпучил глаза от возмущения.
— Я вам приму! Я вам такое подданство обеспечу, что ты, Осипов, будешь вспоминать свою тюремную жизнь как беззаботный дамский роман, а вы, Гольдберг, начнете завидовать вашему другу и собутыльнику.
Головин поднес палец к носу Коли, а потом внезапно ткнул им в сторону «хорьха», на котором приехал.
— Марш в машину, сукин сын! Я в Москве с тобой разбираться буду, — и когда Коля, пожав на прощание Гольдбергу руку, пошел к машине, генерал еще раз процедил ему в спину: — Крестоносец хренов!
XXV
В детстве и юности фон Гетц, как и всякий провинциал, хотел жить в Берлине. Столичная жизнь рисовалась ему как череда театральных премьер, карнавальных ночей, полезных знакомств, необременительных любовных интрижек, обеспечивающих карьерный рост. Пребывая в военном училище, Конрад будто наяву видел себя, бодро шагающего по ступеням служебной лестницы. Вот он — лейтенант, молодой, блестящий офицер авиации, учтивый кавалер и завидный жених. Вскоре он уже обер-лейтенант, капитан, майор. Не новичок, робеющий в роскошных гостиных, спокойный, уверенный в себе и в своем завтрашнем дне, компетентный, осведомленный. К его совету прислушиваются даже генералы…
Как же цинично время! Как беззастенчиво оно превращает в уродливые карикатуры чудесные и чистые картины юношеской пылкой фантазии. Самая прекрасная и возвышенная мечта, рожденная на заре жизни, по мере продвижения к зениту становится похожей на гротеск и шарж на саму себя.
ebooksa