– Повторите им еще раз, – наконец сказала она. – Объясните, что я не умею творить чудеса. Никогда не умела.
– Ты уверена?
– Послушайте! – сказала она, глянув в упор в его прозрачные глаза. – Могу вас заверить, что не хочу вновь пережить то, что я пережила, – ни ради этих индейцев, ни ради кого бы то ни было. Я хочу это забыть! – Она невольно повысила голос; он прозвучал почти враждебно. – Как вы не понимаете?
– Ну, конечно. Конечно, я понимаю, – спокойно произнес Золтан Каррас. – Но попробуй скажи ему, что ты позволишь им умереть, потому что не хочешь осложнять себе жизнь.
– Не давите на нее, – вмешался Себастьян. – Вы даже не представляете, что она перенесла по вине этого самого проклятого Дара. Если существует хоть какая-то возможность от него избавиться, она должна ею воспользоваться.
– Ценой трех человеческих жизней?
– Любой ценой. – Он поднял палец. – И никто не гарантирует, что ей удалось бы их вылечить. Я же сказал: она не умеет творить чудеса, а тут требуется чудо – чтобы вылечить людей, которые неизвестно чем больны.
– Ладно. – Венгр поднял руки, словно желая сказать, что снимает с себя всякую ответственность. – Не будем больше об этом, однако вопрос остается. Что же нам все-таки делать?
– Идти дальше.
– Думаешь, мы далеко уйдем, если скажем им, чтобы катились ко всем чертям со своими больными?
– А что они могут сделать?
– Напряги воображение. – Он громко выдохнул. – Хорошо! – согласился он. – Скоро стемнеет, поэтому будет лучше разбить лагерь и попытаться сообразить, как нам из этого выпутаться. – Он подошел к седовласому старику, невозмутимо ожидавшему возле больных. – Здесь спать, – сказал он ему. – Завтра Камахай-Минаре говорить.
Старик лишь кивнул, и, пока «цивилизованные» вешали гамаки и натягивали навес, он принялся срезать ветки, из которых вскоре разложил большой костер.
С наступлением темноты из чащи стали выходить обнаженные воины, вооруженные до зубов, которые, не проронив ни слова, ни единого шепота, и не сводя взгляда с Айзы, расселись на корточках вокруг костра, держа перед собой длинные луки или огромные трубки.
Они были похожи на бронзовые статуи: меднолицые, они неподвижно застыли, уверенно опираясь на свои широкие ступни, и не подавали никаких признаков жизни, кроме легчайшего и бесшумного дыхания. При взгляде на них становилось ясно, какая бездна – тысячи лет – отделяет их от цивилизации.
Они не ели, не пили, казалось, даже во сне не нуждались, словно их единственная миссия заключалась в том, чтобы изучать зеленоглазую гуаричу, которая, по словам их старого шамана, была богиней Камахай-Минаре, абсолютной властительницей лесов, рек, водопадов и озер, – той самой, которая зачаровывает людей и управляет самыми тайными силами.
– Они меня пугают.
Аурелия произнесла это, словно выдохнула, и Золтан повернулся к ней и ободряюще улыбнулся:
– Не бойтесь. Вот когда они мажут себя черной краской, их следует опасаться, однако сейчас они ищут защиты огня, который отгоняет от них демонов ночи, и хотят лицезреть Айзу, потому что уверены в ее могуществе.
– А что будет, когда выяснится, что никакого могущества нет?