Она, конечно, странное создание. Самая красивая, сексуальная и потрясающая женщина, когда-либо ступавшая по гвианской сельве. Однако ее несомненная привлекательность и ореол загадочности вовсе не гарантировали, что она обладает «слухом» и способна уловить тихую «музыку» алмазов. А с другой стороны, кто же не знает, что мулат Варавва, неотесанный верзила, задиристый и глуповатый, тем не менее, оказался лучшим «слухачом» в округе.
И все же!
И все же внутренний голос непрестанно твердил ему о том, что если и есть на свете человек, способный найти месторождение МакКрэкена, то это как раз зеленоглазая девушка, которая ничего не смыслит в алмазах. А Ханс Ван-Ян – не голландец и не тринидадец, не белый и не негр, не католик и не атеист – испытывал прямо-таки настоятельную потребность верить в необъяснимое. Недаром он появился на свет под звуки песен и заклинаний на берегах легендарной реки Черной и, пока рос, его единственным развлечением было слушать рассказы о храбрецах, сумевших вырвать у земли ее сказочные сокровища.
– Алмаз – это самая большая ценность на свете, – всегда говорил ему отец. – И поэтому алмаз выносит общество только самых красивых женщин, самых могущественных королей или самых смелых воинов. Вот их алмазы любят! Тех, кто не боится риска.
– Парни волнуются.
Бачако посмотрел на Сесарео Пастрану, который присел рядом и протянул ему тарелку черной моркови[50] с рисом, и несколько минут они ели молча, не сводя глаз с противоположного берега.
– Их пугает горстка чертовых индейцев? – наконец спросил он. – А я думал, что мы взяли с собой самых лучших.
– Они не боятся, – уточнил колумбиец. – Они волнуются, потому что не до конца понимают, что мы тут делаем. Ты и правда думаешь, что венгр ищет «Мать алмазов»?
– А что же, если не ее?
– Кто знает!
– Послушай, Сесарео! Венгр отважился вскарабкаться по стене Ауянтепуя, потому что верил – так же как верили мой отец или Джимми Эйнджел, – что месторождение находится на вершине. Теперь все знают, что на Ауянтепуе его нет, однако венгр вознамерился довести дело до конца, потому что его девчонка – все равно что легавая собака: раз взяла след, уже его не потеряет.
– По-моему, это все бабушкины сказки.
– То же самое говорили и о Варавве, а он унюхал добычу и нашел камень в сто пятьдесят карат. То же самое было со «Спаси Родину» и «Фиаской». Лучшие месторождения этой страны открыли люди с экстрасенсорными способностями, просто недоступными нашему пониманию.
– Экстра… чего? – переспросил смущенный колумбиец. – А что это такое?
– Забудь! – ответил Бачако Ван-Ян, вернув ему тарелку, и стал надевать ботинки. – Сейчас важно идти вперед, стараясь не нарваться на индейцев.
– Немец говорит, что иногда здесь рыщут гуайка.
– Представляю, и что мне теперь – напустить в штаны? Пусть только сунутся – получат пулю, потому что я не дам раскрашенным обезьянам полакомиться моими причиндалами.
Сидя на корточках около костра, словно пытаясь укрыться от этих самых теней, Ксанан монотонно напевал, ни на секунду не переставая раскачиваться вперед и назад, не выпуская из рук огромный лук, который, похоже, служил ему практически единственной опорой.
Айза смотрела на него, и он казался ей таким реальным, а голос его звучал так явственно, что ей просто не верилось, что ни братья, ни мать, ни Золтан Каррас не могли его видеть и слышать. Впрочем, Асдрубаль, растянувшийся на поваленном бревне, не спал и был насторожен.
Этой ночью гуайка был, как никогда, печален; он казался грустным и отрешенным, более мертвым и жаждущим быть живым. Он ни разу не поднял глаза, не отрываясь глядел на огонь, вновь и вновь повторяя свою заунывную песню: