Глубокая зона

Снова заговорил президент:

– Доктор Барнард, в нашем распоряжении все лаборатории центра по контролю заболеваний, не задействованные в решении других критических вопросов. Мы также подключили людей из военного ведомства, занимающихся биологическим оружием. Частные компании пока не привлекали по причинам безопасности.

– Спасибо, сэр. Согласен: если нам пока нечего противопоставить плохим новостям, лучше хранить молчание. В противном случае может возникнуть паника.

– Тут наши мнения сходятся, доктор, – проскрипел Хантер Мейсон. Крепко сбитый, невысокого роста, этакий тяжелоатлет-любитель с бритой, похожей на пушечное ядро головой, – даже в строгом костюме он создавал впечатление человека, способного отжать от груди холодильник. Голос его звучал, как скатывающийся из самосвала гравий. – И все-таки, когда нам следует начинать говорить об этом?

Барнард глубоко вздохнул.

– Сэр, из Афганистана доставлены культуры патогенных организмов. Наши лаборатории только начинают работу. Пока мы не получим первых результатов, я бы рекомендовал воздержаться от каких бы то ни было высказываний.

Президент кивнул.

– Благодарю вас, доктор Барнард. Мы очень высоко ценим ваше мнение, потому что, насколько я понимаю, ваши лаборатории почти вплотную подошли к разработке состава нового перспективного антибиотика. А значит, вы ближе всех к созданию эффективного средства против этой инфекции.

– Спасибо, сэр, – поблагодарил Барнард.

Как меж двух огней. Если продолжать молчать и возникнет пандемия, скажут, что президент был обязан предупредить мир. Если все рассказать и возникнет паника, опять будет виноват он. Ему не позавидуешь.

Президент перешел к следующей части разговора:

– Итак, вы можете вкратце рассказать, чем сейчас занимается УПРБ?

– Разумеется, сэр. С самого начала кризиса мы применили трехсторонний подход. Одна из групп пытается синтезировать антибиотик, который может оказаться действенным. Другая пытается синтезировать само «лунное молоко» – экстремофилов, с которыми мы работали раньше. Третья начинает работу по расшифровке генетического кода АКБ.

Барнард ждал вопросов. Лэйтроп говорил, что его босс Хантер Мейсон и президент знают об экспедиции в Куэва-де-Луз. Очевидно, Вашински и Рейтору тоже сообщили. Однако события развивались очень стремительно, и этот факт ему никто не подтвердил. Из-за секретности миссии в Куэва-де-Луз и с учетом ее необычного характера, возможности неблагоприятной политической реакции, он решил о ней молчать, пока президент не заговорит сам.

Вопросов не последовало.

О’Нил посмотрел в свои записи и вновь поднял глаза.

– Доктор, насколько я понимаю, ваши люди также ищут экстремофила в его природной форме.

– Да, сэр.

– Как вы оцениваете шансы на успех?

Барнард ожидал этого вопроса, но все равно не знал, что ответить. Пусть президент и его люди физически не присутствовали рядом, Барнард прекрасно отдавал себе отчет в их неизмеримой власти. Все равно что снаряд, который в любой миг может взорваться без предупреждения. За всю жизнь сопоставимые чувства он испытывал лишь во Вьетнаме во время боя – дурманящая смесь страха, трепета и исступленного восторга. Выброс адреналина учащает сердцебиение, дыхание и – ему это было хорошо известно – влияет на способность оценить ситуацию. Всегда есть соблазн взять на себя невыполнимые обязательства. Лучше обещать меньше, а сделать больше. На ум пришли слова Хейта на совещании: «похоже на полное безрассудство».