Полукровка

— Не надо упорствовать, Дуся, каждый знает, что ты сказала, — опустив глаза, застенчиво промурлыкала секретарша.

— Ну вот, а что я тебе говорил, об этом все знают, а я тебе вот что расскажу. В самом начале апреля этот Палкан моего пса загрыз. Ты что, не знала об этом?

— Слышала, как же не слышать, как твой Туман — полу-бес» шибанутый, на ребёнка напал. Я бы твоего Тумана… да вместе с тобой…

Жирикова так разошлась, что Доля враз пожалел об этом, зря он зацепил её своими расспросами и, как бы извиняясь, пролепетал:

— Ты всё шутишь. Уж и не знаю, как мне тебя убедить в том, что этот волчара моему псу в глотку вцепился и задавил насмерть. Я тебе говорю, это он на ферме у тебя командует, точно он, попомнишь мои слова, о-он.

Доля пытался быть максимально убедительным. Кто, кто, а Дуся знала интриганские наклонности собеседника и не особо ему уступала, хотя всю историю про его Тумана давным-давно знала.

Евдоха, и так взведённая до отказа, как пружина спускового механизма «калаша», чуть не кинулась на Андрея Максимовича, но в конце всё же сдержалась и только взглядом презрения одарила растерявшегося горе помощника. Наконец отвязавшись от непрошеного свидетеля, она, тяжело вздохнув, повернулась и с тревогой в сердце вошла в кабинет, где её ждала полная неизвестность.

— А, Жирикова, здравствуй, проходи, пожалуйста, присаживайся поближе вот сюда, к столу, — спокойным голосом и весьма уважительно произнёс её непосредственный начальник, встретив её приход добродушной улыбкой. «Главный», так его называли промеж собой работники совхоза.

— Здравствуйте, Азрет Магомедович, — с почтением проговорила Евдокия, не зная, как реагировать на его неожиданную приветливость, и присела у края стола на стул.

— Рассказывай, кто там у вас такой умный оказался? Кто шум поднял на всю Камаринскую? — ради шутки со сталинской интонацией в голосе задал вопрос начальник.

22

В бригаде у Деда Серикова работа ладилась: эксцессов никаких, воровства никакого, но и новостей особо никаких не было, за исключением того, что Оксана Никитенко забеременела, но Дед к этому событию не имел никакого отношения. Это утро обещало быть добрым. Дмитрий Михайлович прохаживался меж аккуратно окошенных рядов яблонь и наслаждался плодами совместных трудов.

— Стволы выбелены, сухие ветки срезаны, гусеницы потравлены, удобрения внесены, трава скошена, листья зелены, яблоки зреют ко времени — порядочек…

Мысли Генерала укладывались стройными рядами, каждая на своё законное место, не перемешиваясь, не путаясь с другими. Вдруг до его слуха донёсся необычный шумок.

— Шушукаются вроде? Хихикают нешто?

Обошёл бригадир вкруг копны высушенного сена, а тут вся его женская армия в сборе, все семь девок и беременная Оксанка с ними, нет только одного, сторожа Ивана.

— Это что ещё за собрание? У вас что, рабочий день отменили или 8-е Марта повторно назначили?

Дмитрий Михайлович попытался прикинуться Иваном Грозным, собрал все до единой морщинки со всего лица и разместил их повыше носа, прямо промеж бровей. Лицо и в самом деле стало грозным, а вот сам…? Поднял он над головой самодельную свою трость и, магически потрясая ею, попытался средь чистого неба вызвать громы и молнии — не вышло. Девки хоть и не боялись своего начальника, но уважение к нему было велико. Они тут же повскакивали все как одна и обступили его вокруг. Картина, прямо скажем, умилительная — «Дед Мороз и детки»: в центре стоял высокий, худощавый, с седой бородой и палкой в руке «Дед Мороз», а по кругу, словно в хороводе, молоденькие девчушки в разноцветных платьицах. Яблони вместо новогодней ёлки и скошенная трава вместо снега, ай да праздник, сейчас все вместе начнут подарки раздавать и хороводы водить.

— Что, работнички, благородный труд вам надоел, значится. Теперь заседания вам проводить сподручнее, чем работать. «Тред юнионы» недоделанные. Кончай базар, марш за граблями и сено ворошить, а не то всех покараю как…

Молодые балагурки не дали Деду закончить перечисление карательных методов и засыпали его ехидными вопросами: