Медичи

Тихо разговаривая, они отошли к окну. Аччауоли незаметно вышел и встретил погруженного в раздумья Торнабуони.

– Вы сейчас разговаривали с графом Риарио?

– Да, – отвечал Торнабуони, оглядываясь, нет ли кого поблизости, – он желает восстановить согласие, и ручается, что папа пойдет на примирение… Он хочет пригласить Лоренцо приехать сюда и просил меня поддержать его приглашение… Может быть, он и прав – лично объясняться лучше, чем письменно…

– Нет, – горячо перебил его Аччауоли. – Этого нельзя допускать; будь Лоренцо здесь, в руках могучих и коварных врагов… мы больше не увидали бы его.

– Разве они решились бы? Ведь это вызов республике.

– Что значит республика без Лоренцо? Джулиано заменить его не может. Жизнь Лоренцо слишком драгоценна, чтобы рисковать ею, – он, наверное, погиб бы, а вместе с ним и республика.

Он нагнулся и что-то шепнул на ухо Торнабуони. Тот побледнел и с ужасом посмотрел на него.

– Да, да, – прошептал Аччауоли, – я отлично слышал, и ни к чему другому не могли относиться слова хитрого Джироламо. О, как бы они торжествовали, если бы им удался такой план! Лоренцо ни под каким видом не должен приезжать. Напишите ему.

– Обязательно! – содрогаясь, проговорил Торнабуони. – Боже, страшно подумать, что такое деяние замышляется при поддержке представителя Христа на земле!

– Не думаю, чтобы папа это знал, – возразил Аччауоли. – Он, может быть, и правда, склонен к личному объяснению, что было бы, конечно, хорошо для обеих сторон, но замысел графа Джироламо обойдется без папского благословения.

– Во всяком случае, и в Риме есть темницы, где странным образом умирают… Значит, вы согласны, что Лоренцо приезжать нельзя?

– Безусловно. Сегодня же ночью должен быть послан во Флоренцию курьер, чтобы он по возможности был раньше гонца Джироламо.

Аччауоли взял под руку Торнабуони, и они, разговаривая, вошли в зал. Пение закончилось, и Торнабуони направился к певцу выразить свой восторг и благодарность.

Джироламо и Франческо Пацци еще стояли в нише окна.

– Я ручаюсь за успех, – говорил Франческо, – если у вас здесь будет надежный человек, который не промахнется. Лоренцо будет устранен, а с Джулиано мы уж справимся, и Флоренция будет, наконец, избавлена от своих тиранов.

– И для вас чистый расчет, – смеясь, заметил Джироламо. – Я знаю, что вы влюблены в маркизу Джованну, которая по детской глупости предпочитает вам этого младенца Ручеллаи. Когда Медичи будут свергнуты, старик Маляспини, насколько я его знаю, вряд ли захочет отдать свою дочь за ничтожного мальчишку…

Злая радость блеснула в глазах Франческо.

– За презренного мальчишку, – добавил он, – так как, когда тираны будут свергнуты, ручаюсь, во Флоренции никого не останется из их отродья.

– Тем лучше, – сказал Джироламо, потирая руки. – Все гнездо надо разрушить, и тогда Маляспини, уже пожалевший, конечно, что породнился с Содерини через свою старшую дочь, очень обрадуется союзу с Пацци, а вы уж сумеете укротить строптивую и заставить ее забыть своего безбородого Козимо.

Франческо презрительно засмеялся и взглянул на Джованну, которая стояла, опираясь на руку Козимо, среди группы гостей, сияя от гордости и счастья и слушая комплименты, расточавшиеся ей со всех сторон.