Если это являлось способом извиниться за то, что он меня покидает, я с радостью была готова его простить. Вот только возникал вопрос: как он решился оставить меня без присмотра, не боясь, что я могу убежать. Но он тут же развеял все мои сомнения, добавив:
— У твоей двери будет дежурить наш сотрудник. Разумеется, для твоей же безопасности, — здесь он не смог удержаться от ироничного смешка, опустившего его образ заботливого парня по шкале на несколько делений вниз.
— Ты так заботлив, — равнодушно заметила я, и прикрыла глаза. Пока мы ехали, ни он, ни я не произнесли ни слова. Мне все еще было плохо, и я мечтала лишь о том, чтобы скорее избавиться от компании Алекса и побыть одной. Впрочем, для меня любая компания сейчас была лучше, чем общество этого типа. А еще меня не оставляло в покое то, что пришлось увидеть там, на месте убийства. Я видела тело лишь мельком, больше в своем видении, однако и этого мне хватило, чтобы понять: жертву пытали, немилосердно и бесчеловечно. То, что с ним сделали… как мог человек быть способен на такие поступки?
Я сглотнула вязкую, ставшую кислой слюну, и попыталась снова сдержать рвотный позыв. Не при Алексе. Не хочу быть слабой и уязвимой в его глазах. Не хочу давать ему повод для насмешливо-снисходительного взгляда.
Когда мы остановились, я подождала, пока Алекс зарегистрируется, и только после тяжело выбралась из машины. Свежий воздух немного привел меня в себя. Алекс, как настоящий джентльмен, проводил меня под ручку в наш новый номер, и, подождав, пока я умоюсь и прилягу, вышел, прикрыв за собой дверь. Я услышала, как он с кем-то разговаривает в коридоре, видимо, давая указания моему стражу.
Почему-то я думала, что стоит мне прилечь, я тут же усну, но ошиблась. Картины зверского убийства не хотели меня отпускать. Прикрыв глаза, я старалась остановить нахлынувшие воспоминания.
Он сидел на стуле, мужчина, лет сорока пяти, довольно крепкий, его руки были скованы сзади. Сначала ему что-то вкололи, чтобы развязать язык. Он должен был заговорить, но молчал. Его убийца был взбешен. Он не верил, что кто-то сможет сопротивляться такому наркотику. Сперва он ударил своего пленника, раз другой, но тот лишь улыбнулся и сплюнул кровь на ботинки своего палача. Я отчетливо видела эти ботинки: вычищенные до блеска, дорогие, я не забуду их теперь никогда.
Словно отгоняя непрошенные картины жестокости, я перевернулась на другой бок. Видение продолжалось: лицо пленника стало похоже на кровавую маску, он кривил рот от боли, ему было страшно. Он знал, что не выживет. Совершил ошибку, недооценил противника.
А потом он начал кричать… Его крик звучал у меня в голове все громче, заглушая собственные мысли. Это невозможно было выносить. Я вскочила с кровати, зажимая уши руками, понимая, что внутренний голос этим не заглушить. Крик постепенно перешел во всхлип и оборвался. Несколько минут я просто стояла, раскачиваясь, над кроватью, пытаясь привыкнуть к тишине, боясь, что стоит мне расслабиться, и этот предсмертный крик снова взорвет мои мысли. Но по-прежнему было тихо. И хотя моя голова разрывалась от боли, я почувствовала облегчение, что все закончилось. Неужели эта моя судьба — видеть последние минуты жизни незнакомых людей, чувствовать их эмоции как свои собственные, знать, что они уже мертвы. Почему я чувствуя неживых? Когда-то я смогла услышать мелодию Странника, и это было чем-то странным, невероятным. Сейчас же я бы хотела забыть о том, что вообще способна на нечто подобное. Забыть обо всем…
Я подошла к бару и нерешительно достала бутылку. Никогда раньше не пила, и не собиралась. Разумеется, передо мной иногда маячила пугающая мысль об одинокой старости, паре уютных домашних кошек или собачек, которым будет плевать на мои хождения во сне, и прочую непохожесть на нормальных людей, которые примут меня любой. Но вот чего я не думала, так это о возможности снятия стресса с помощью спиртного с конечной перспективой превратиться в сумасшедшую алкоголичку.
— А ведь помогает, — осушив стакан, вздохнула я. В голове сделалось пусто, а на душе спокойнее. Крик несчастного не повторялся уже несколько минут, шум в голове, который меня иногда беспокоил, тоже исчез. Значит, жизнь налаживается.
Опасный тип отсутствовал уже вторые сутки. Оставив Тимуру запас еды и воды, он исчез, лишь туманно пояснив, что Елене угрожает опасность. Едва парню удалось взломать дверь, отделявшую его комнату он комнаты его «гостеприимного хозяина», он тут же встретился с другой проблемой — проблемой запертой бронированной входной двери. А тип неплохо подготовился: выбрал место, где никто ничего не увидит и не услышит, запасся едой. Неужели это все для него, Тимура? Парень вернулся в комнату типа, с намерением устроить там обыск. Вряд ли он хранил что-то особо важное на виду. Но если этот дом был его укрытием некоторое время, должны были остаться хоть какие-то следы.
Вооружившись короткой железкой, найденной в коридоре, Тимур направился к большому письменному столу. Интересно, зачем этому типу стол таких размеров? Он не производил впечатления интеллектуала, занимавшегося научной деятельностью. Несколько неловких движений, и Тимуру удалось открыть дверцу, сильно ее поцарапав. Плевать! Тип все равно поймет, что комнату и стол обыскивали, так какое теперь это имеет значение?
В первом ящике было пусто. Во втором бесформенной кучей лежали какие-то бумаги. Он перебрал несколько, так ничего в них толком и не поняв: счета, квитанции, билеты, много. Значит, этот тип любит путешествовать. Интересно куда?
Аргентина, Бразилия, Венесуэла…
— А он любитель южных мест, пробормотал Тимур, рассматривая еще одну стопку бумаги, — Канада, Соединенные Штаты, ЮАР.
Отбросив пересмотренную кучу бумаги, он обратил внимание на довольно толстый конверт. Рука тут же сама к нему потянулась. Тимур перестал дышать, как только увидел первые фотографии: Елена. Ночью, бредущая по улице, с отсутствующим взглядом, такая трогательная, потерянная и ранимая. Она же днем, спешащая куда-то. Вот она общается в кафе с подругой, а здесь в своем офисе, перебирает какие-то бумаги. Десятки, сотни фотографий его сестры. Как они попади в руки к этому типу? Кто их сделал? Неужели он неделями следил за ней? Зачем? Он говорил что-то об опасности, которая ей угрожает. Не он ли сам представляет эту опасность.
— Извращенец! — Тимур отбросил фотографию, где его сестра была снята в одном нижнем белье у окна в своей квартиры, — маньяк!
Он вздрогнул всем телом, когда краем глаза уловил какое-то движение. Медленно обернувшись, услышал уже хорошо знакомый голос:
— Зря ты выбрался из своей комнаты. Жаль, что любопытство у вас семейная черта.
ebooksa