Княжа булава

— Нет, мне нельзя.

— Почему? Они не простят Вам этого поступка.

— Будь, что будет, видать судьба у меня такая, ладно, хоть буду знать, что перед смертью одно доброе дело сделала, глядишь, там, — она посмотрела вверх, — и зачтётся.

— Идёмте, не делайте глупостей.

— Я сказала, нет! Берите, что хотели и уходите! Налево в город, направо там скоро выйдете к небольшому лесочку, решайте сами, куда Вам лучше.

Виктор Сергеевич вернулся к машине, дёрнул ручку, дверцы оказались закрытыми, тогда он недолго думая. Поднял неизвестно откуда взявшийся на дорожке кирпич, разбил им стекло, схватил сумку и кинулся к калитке. Последнее, что он успел заметить загоревшийся на втором этаже свет, и калитка захлопнулась. Он кинулся бежать, куда глядели глаза, сейчас он не мог решить в какую сторону лучше бежать, и где его с наименьшей вероятностью будут искать, поэтому побежал наугад.

Он успел отбежать от дома на два квартала, свернуть в неширокий проулок, вдали за домами, действительно чернел лес, когда сзади послышался шум мотора. Не раздумывая, Виктор Сергеевич бросился в самую гущу растущего возле забора кустарника, машина пролетела по прямой, не сворачивая в проулок, Поздняков выбрался и побежал дальше. С каждым метром бежать становилось всё тяжелее и тяжелее, голова кружилась, тошнота подступала к самому горлу, тело болело и не слушалось, но он знал, что если остановится и его поймают, то наверняка живым уже не выйдет из того дома. Ещё несколько раз ему приходилось нырять в кустарник, машина возвращалась, теперь они осматривали все проулки. Каждый раз Позднякову было всё труднее и труднее выбираться вновь на дорогу, а тут ещё и предательский рассвет. Небо начало сереть, вновь послышался гул приближающегося автомобиля, он в очередной раз заблаговременно спрятался в кусты. Машина остановилась почти там, где он лежал, сердце замерло.

«Неужели заметили? — подумал он. — Что делать, кинуться к дому, просить помощи? Вряд ли они станут помогать Русскому, да и мой вид».

Двое вышли из машины.

— Куда он делся? Все проулки прошмонали, — это был голос Коляна.

— Говорил «Крыше», нельзя его оставлять, додавливать надо, а он мол слабак, не выдержит, сдохнет, тогда точно ничего не получим, вот тебе и сдох.

— Да, нам-то с тобой что, мы люди маленькие, вся ответственность на нём, вот пускай теперь и разбирается там, интересно было бы послушать, как он будет отмазываться, — в голосе Коляна послышалось злорадство.

— Ты, сильно-то не радуйся, нам тоже не сладко придётся.

— А чё нам? Мы с тобой люди маленькие, нам приказали, мы выполнили. Приказал бы лупить этого «лоха» до утра, лупили бы по очереди, приказал бы повесить, повесили бы, а ему спать, видите ли, захотелось, вот пускай теперь и отдувается. Так, что поехали назад, так и доложим, что он, скорее всего, побежал в город, здесь мы его не нашли.

Последние слова Виктор Сергеевич уже слышал с трудом, ему становилось всё хуже и хуже, когда машина уехала, он начал подниматься и вылезать из кустарника, тут силы его и покинули, сначала захлестнула тошнота, голова страшно закружилась, он упал на землю, а потом наступила темнота и полный покой.

Яркий свет пробивался сквозь веки, вокруг было тихо, пахло лавандой и ещё чем-то совсем неуловимым, но этот запах был настолько свеж и приятен, что Виктор Сергеевич готов был лежать и вдыхать пьянящий аромат вечно.

«Что это я умер? Неужели в Рай попал? Странно, — подумал он и открыл глаза, белый потолок, яркий солнечный свет, льющийся сбоку и больше ничего. — Нет, похоже всё-таки на земле и не умер».

Он попытался повернуть голову, что бы рассмотреть всё вокруг, от такого движения резкая боль пронзила мозг, и Поздняков окончательно удостоверился в том, что жив, застонал. Над ним склонилась голова, приятное девичье лицо, обрамлённое светлыми, светящимися в солнечных лучах волос. Девушка улыбнулась, потом повернулась в сторону и что-то сказала на непонятном Виктору Сергеевичу языке, через мгновение над ним склонилась ещё одна голова, на этот раз мужчина лет тридцати — тридцати пяти, с серьёзным лицом. Он развёл Позднякову веки, посветил туда маленьким фонариком, что-то сказал девушке, та исчезла, потом задал вопрос Виктору Сергеевичу, тот не понял, но язык определил, его спрашивали на французском.

— Извините, я не понимаю Вас, — ответил он. — Я не говорю на французском.

Мужчина переспросил по-немецки, потом по-английски, Поздняков отрицательно покачал головой.