— Важно и то и другое, — невозмутимо ответил Слава. — Главное, чтобы разница забитых и пропущенных мячей выражалась положительной цифрой.
Алена торжествовала. Дядя был разбит наголову, а самое гениальное — она доказала, что умеет выбирать себе друзей и в няньках не нуждается.
Позвонил Швецов, долго мусолил слова и наконец сказал, что было бы неплохо, если бы они встретились — есть разговор.
— Ну что ж, — хмыкнул Евгений Евгеньевич. — Если желаешь проветриться, милости прошу… Как ты относишься к хоккею?
— Положительно.
— В таком случае мы за тобой заедем.
— Я буду ждать вас у подъезда.
Евгений Евгеньевич положил трубку и пошел одеваться. Но на его пути решительно возник Слава.
— Евгений Евгеньевич, вы звонили моим родителям и…
— Да, мы договорились встретиться.
— Так вот, пока суть да дело, я решил вас с братом познакомить.
Евгений Евгеньевич задумался, насторожился, как волк, почувствовавший инородный запах. Сразу же противно заныло сердце. Он закурил, глубоко затянулся и с мрачной усмешкой, скривившей губы, вспомнил, как много лет назад пришел к врачу и пожаловался на регулярно повторяющиеся боли в сердце. Ему сделали кардиограмму, прощупали, простукали и сказали, что он… абсолютно здоров. И прописали валерьянку. Но валерьянка не помогла. И не могла помочь, ибо страх, закравшийся в душу, перестал быть чувством, он превратился в какой-то живой орган, который, ни на секунду не замирая, жил в нем, как сердце, легкие, печень. Даже во сне он не давал ему покоя, и это было особенно ужасно, потому что во сне Евгений Евгеньевич был перед ним совершенно беспомощен.
Особенно остро схватывало сердце, когда Евгений Евгеньевич видел перед собой незнакомого человека. «А вдруг оттуда?» — мелькала мысль. Чтобы оградить себя от столь острых ощущении, Евгений Евгеньевич резко сузил круг знакомств, перестал посещать кафе, рестораны, в гостях держался в тени, а рот открывал только в том случае, когда уже неудобно было не отвечать. Но пока ты жив, дверь в мир захлопнуть невозможно. В нее беспрестанно кто-то звонит: сослуживцы, родственники, знакомые и малознакомые люди. Приходилось открывать. Евгений Евгеньевич открывал, но каждый раз, когда раздавался очередной звонок, вздрагивал и чувствовал в сердце тупую, ноющую боль.
Евгений Евгеньевич прошел на кухню, где у него была аптечка, принял таблетку седуксена (на валерьянку у него уже выработалась аллергия), повязал галстук, надел пиджак, плащ и, немного успокоившись, сказал:
— Я не против, но мотивы… Он у вас что, глава семьи?
— Он у них самый нравственный, — язвительно заметила Алена. — И он так же, как и вы, против нашего… бракосочетания. Можно, говорит, подождать и до окончания института.
— Ну что ж, буду рад познакомиться со своим единомышленником.
Евгений Евгеньевич вел машину по всем правилам уличного движения — скорость не превышал, а при появлении светофора тормозить начинал чуть ли не за добрую сотню метров. «Береженого бог бережет», — говорил он своим нетерпеливым пассажирам. Но внешне выглядел молодцевато и за баранку держался с небрежностью бывалого шофера.
Швецов стоял около газетного киоска и от нетерпения отбивал ногой такт.
— Я уж подумал, что ваша «Антилопа» рассыпалась на самостоятельные части и люди в белых халатах вшивают вам чужие сердца, — сказал он, усаживаясь в машину. — Здравствуйте!
ebooksa