– О, благодарю вас! Я схожу за очками. Вы же никуда не спешите, правда?
Мы оба засмеялись. Лобсанг – маленький и худой, скорее потрепанного вида и очень похожий на монгола.
Он носит длинные, тронутые серебром волосы в двух косах, обернутых вокруг головы. Он может сойти за заместителя директора школы на пенсии, или начальника вокзала, или какого-нибудь мелкого чиновника; за человека, который усердно работал всю свою жизнь, был довольно успешен, состарился и теперь начал задумываться над разными вопросами. Почему мы живем и почему мы страдаем? Но уже слишком поздно. Он никогда не отправится в путь за истиной. Бумаги, документы, официальное положение истощили его силы. Все, что осталось, – это четки и невразумительная вера. Кроме того, Лобсанг всегда был пессимистом. Теперь он качает головой и повторяет голосом, который кажется старше обычного, свое неутешительное мнение абсолютно обо всем.
– Как вы думаете, Лобсанг, нам удастся попасть в Лхасу?
– Пути тибетского правительства сложные и изощренные. В Лхасе у них свои страхи и антипатии, которых никто не понимает. Много золота за немного чернил, много чернил за немного золота. Надо смотреть по обстоятельствам. Таковы уж правительства! С другой стороны, разве вы не видите, как привязанность к вещам приводит к несчастью? Чем больше думаешь о Лхасе, тем несчастнее становишься. Запомните мои слова, все это иллюзия. Не позволяйте себе стать рабом чего бы то ни было!
Лобсанг, излагая свою личную интерпретацию буддийских Четырех благородных истин, кладет свое молельное колесо и начинает расчесывать длинные волосы с тщательностью чиновника, изучающего документ.
– Я мою волосы раз в неделю! – заявляет он с некоторой гордостью.
Он так долго находится в контакте с британцами, что приобрел несвойственную тибетцу привычку к чистоте. Сейчас он похож на деревенскую старую деву, одетую к ярмарке. Его лица не видно под волосами, которые падают вперед, как водопад, на колени, пока он педантично продолжает их расчесывать. Когда он считает, что уже достаточно их расчесал, то есть когда все волоски перпендикулярны земле и параллельны друг другу, он разделяет их надвое, и его лицо возникает посередине, как будто он выходит из палатки.
Потом с примирительной улыбкой монгола, которому что-то нужно, он спрашивает:
– Но в конце концов зачем вы вообще приезжаете в эти места? Зачем вы тратите столько денег и миритесь с такими неудобствами? Зачем?
Как часто мне задавали этот вопрос! Набожным людям достаточно ответить «паломничество»; образованным можно объяснить настоящие причины: сказать об изучении искусства, этнографии или филологии. Но что сказать такому человеку, как Лобсанг, который утратил природную невинность, но не приобрел достаточного образования, чтобы понять? Люди его типа всегда подозревают шпионаж, тайные сделки, международные интриги.
Дверь открывается, и появляется Сёнам. Сёнам – это парень из деревни лет двадцати, который готовит и убирает у Лобсанга. Войдя, Сёнам делает поспешное движение, пытаясь что-то спрятать. Но слишком поздно, мы заметили. Это окурок, который он выкинул на улицу. Лобсанг приходит в ярость.
– Разве я не говорил тебе уже сто раз, чтоб ты не курил? В следующий раз, если поймаю тебя с сигаретой, ноги твоей больше у меня не будет! Ты же знаешь, что я не позволяю курить! Что говорит наша святая религия, не говоря уж о твоем здоровье? Разве ты не знаешь, что портишь свои шансы на удачное перерождение? Перерождение? Да ты кончишь йидагом или, того хуже, пойдешь в ад!
Сёнам бросается в кухню, как ошпаренный кот, а Лобсанг все изливать на меня свои чувства по поводу мерзкого порока курения. Странно, что тибетцы так враждебны к сигаретам, в то время как маленькая китайская трубка вполне терпима для мирян, хотя и не пользуется особой благосклонностью. Само слово «шикре» (так тибетцы произносят «сигарета»), как говорят, приносит вред. «Шик» значит «уничтожать», а «ре» значит «разрывать», и таким образом это сочетание очень зловещих слов, которые обещают, что называемая ими вещь принесет зло и погубит страну.
– К тому же известно, что курение неприятно духам, а это очень серьезно, – продолжает Лобсанг, доплетая свою правую косу и начиная вторую.
Кроме того, есть недвусмысленные слова в знаменитой книге «Лохи Чоджунг» («Религиозная история Юга»):
«Есть один дурной обычай, предвестник самого Искусителя. Он распространяется среди обычных жителей, как и среди военных в гарнизонах… Это непрерывное употребление мерзкой, зловонной, ядовитой травы, называемой табаком. Дым от этой дурной привычки оскверняет священные предметы поклонения, Образы, Книги, Реликвии. Он ослабляет Богов наверху, вызывает раздоры между Духами Срединного Воздуха и причиняет вред Змеиным Духам внизу. От этого в людском мире возникает бесконечный цикл эпидемий, войн и голода».
Лобсанг не может примириться с курением Сёнама.
– Вы знаете, – говорит он, – Падмасамбхава предвидел курение тысячи лет назад. В своем великом прозрении он знал, что однажды люди поддадутся этому вопиющему и ужасно глупому пороку… он говорил о нем в термах.
Тем временем туалет Лобсанга упорно приближался к завершению. Одна коса была готова, вторая близилась к концу. Когда коса заплетена на три четверти, Лобсанг ловкими и быстрыми пальцами вплетают в волосы несколько шелковых ленточек розового, сине-зеленого и небесно-голубого цвета. Ленточки на обеих косах оканчиваются длинными разноцветными кисточками, и, когда он оборачивает косы вокруг головы, получается очень нарядно.
ebooksa