В углу дивана лежал альбом. Данила начал перелистывать его. Камчатские пейзажи, нарисованные бегло, но уверенной рукой. Карандашный набросок головы старика. Отец? Похож и в то же время не похож. Марина удивительно хорошо владела линией: легкий нажим карандашом — и рисунок оживал, сквозь свободно нанесенные штрихи ясно было видно, что сделало с человеческим лицом солнце, ветер и время. Во всем облике ощущается дух предков-землепроходцев, которые, «топором прорубая путь», вышли к Тихому океану… Мальчик с узким разрезом задумчивых глаз… Обнаженная женщина на берегу озера. Метко схваченный портрет старухи. Мужчина… Черная борода и чувственный рот, лицо как следует не прорисовано, но Данила угадал — портрет Колбина… Опять голова мужчины. Что-то знакомое в гордом повороте шеи. Да это же дядя Петя! Лицо едва намечено. Художник как бы спешил схватить и запечатлеть характерный поворот шеи, и больше ничего.
«Когда же он успел познакомиться с Мариной Сенатовой? Ах, хитрец», — подумал Данила, закуривая.
Вошла Марина.
— Я без разрешения, — извинился он.
— Курите. Я люблю запах хорошего табака.
Сидя за столом напротив Данилы, она принялась рисовать. Несколько раз он поймал на себе ее острый, всепроникающий взгляд. Это был не женский взгляд, нет.
— Вы наделали шума со своей статьей, — сказала она. — Евгений Николаевич очень сердит на вас.
— Знаю.
— По-моему, он из тех людей, которые всегда добиваются намеченной цели, и вам трудно будет бороться, с ним.
— Мне иногда кажется, что Евгений Николаевич нищий, вымаливающий милостыню у природы.
— Не для себя, а для людей, — отпарировала она. — Ваша затея слишком рискованна.
— Это только кажется. Евгений Николаевич часто, слишком часто повторяет о том, что вулканы — грозные явления природы и что наука перед ними бессильна.
— Разве это не так?
— Дело не в том, так или не так. Сама постановка вопроса о бессилии науки перед природой обезоруживает людей. Вот против чего я возражаю и буду возражать. А вы, насколько я понял, на стороне Колбина?
Она не ответила и закрыла альбом.
— Можно взглянуть?
— Нельзя. Эти рисунки я делаю для себя.
В прихожей хлопнула дверь.
— Марина! — раздался голос Вари. — Посмотри, кого я привела. Подумай только, идет и не замечает меня! Вот тебе, вот тебе, — Данила сквозь открытую дверь видел, как Варя изо всех сил колотит своего знакомого в спину. — А это тебе за фотографии… — И она чмокнула незнакомца в щеку. А пришедший что-то мурлыкал, как кот, добравшийся до сала.
Данилу это поразило: она — на «ты». С кем же это? «Надо уходить, — подумал он. — Скорей уходить. Что ж… ведь там, в горах, она ничего не обещала. Даже не поговорили. Надо уходить».