Храм

22
18
20
22
24
26
28
30

— А если дикари на нас нападут?

— Ты хоть раз видел, что бы медведь нападал на стаю волков? Ну, бывает, не разойдутся на тропе, но чтобы один зверь другого истребить вздумал – такого не случается.

— Знаешь, когда‑то Отец, — тут Свист решил немного приврать, — мне рассказывал, что если в стае обезьян слишком много молодых самцов, тогда они берут палки, и идут уничтожать соседей. Убивая всех подчистую, а на месте уничтоженной популяции основывают новый род.

— Никогда такого не видел, — пробурчал Пластун. – Да и вообще, обезьяна – зверь странный, на других не похожий.

— Думаешь отговорить Ведуна от затеи воевать с дикарями?

— Да поздно уже отговаривать, я как мог старался втолковать ему свои мысли. Но он говорит, что война против дикарей будет угодна Светоносцу.

— Ну да, — неопределенно пожал плечами Свист. – Ты не будешь воевать?

— Как это не буду!? – взвился Пластун. – Буду, конечно! Что же я не поддержу моих братьев во Свете, когда они спустятся в Нижний Лес? Я лучше других знаю, как он может быть опасен.

— Хм, знаешь ли, я там тоже не красотами местными любовался, — напомнил Свист.

— Я не спорю, — примирительно поднял руки Пластун. – Я вот чего понять не могу… Орех же не верит в Светоносца, так зачем ему эта война?

— Он считает, что дикари – слишком опасное соседство.

— Орех, конечно, жлоб неотесанный, но не дурак… не совсем дурак, — отмахнулся Пластун.

— Зачем тогда? – Свист хотел услышать версию наставника.

— Не знаю. Пока не знаю, — после недолгих раздумий ответил охотник. – Пойдем‑ка, почти совсем стемнело.

Они покинули галерею, оставив за спиной лес, кутавшийся в сырую вечернюю дымку.

Той ночью Свисту снова снилась огромная птица. Дым от горящего крыла прочертил на небе маслянистую линию, и от горизонта до горизонта простирался океан.

24

— Все это время работа с Каваррой не прекращалась, — говорил Орех, обращаясь к совету. – Он, конечно, упрямый и довольно‑таки смелый парень, так что расспрашивать его пришлось долго.

Скальник ухмыльнулся и хрустнул суставами пальцев. Расспрашивал, как правило, он. Бывало, сильно разговорившись, он не замечал, как его оттаскивают от залитого кровью Каварры.

Орех развернул на столе белую простыню, на которой углем были нанесены пометки – ручьи, болота и ломаная линия обрыва.