Храм

Свист подождал, пока перестанет качаться задетая аборигенским плечом ветка, и приблизился к развилке. Почти затоптанные, следы говорили, что отряд, за которым он гнался, ушел вперед. Но близился вечер, а это значит, что парочка, за которой Свист крался последний час, должна спешить к ближайшему Убежищу.

Поколебавшись немного, Свист свернул вслед за двумя дикарями, надеясь, что они выведут его к безопасному месту для ночевки.

Остаток пути пришлось проделать чуть ли не ползком, то и дело таясь в лесном разнотравье, под аккомпанемент разгулявшихся к вечеру сверчков.

Его расчет оказался верным, тропинка вышла к маленькому пруду, на берегу которого круг охранных валунов дал приют двум людям. Свист поглядел на дикарей через целик винтовки, ловя мушкой бритую голову. Но передумал – неизвестно, сколько в окрестных лесах засело бритоголовых, а звуки выстрелов точно их переполошат так, что о дальнейшем продвижении можно будет забыть.

Осторожно, стараясь не шуметь и поминутно замирая, охотник пополз в обход озера, чтобы зайти с другой стороны Убежища. Спустя какое‑то время он оказался за спиной отдыхавших в безопасности дикарей.

Вечер планомерно стирал краски, окуная Нижний Лес, пруд и тропу во тьму. Только камни волшебной препоны едва заметно светились. Дикари ужинали, до Свиста долетел запах чего‑то съестного, и негромко переговаривались между собой. О чем они говорят, охотник вслушиваться не стал – некогда.

Свист вынул нож – старый, зазубренный, он скорее был надежным инструментом и помощником, нежели оружием. Пригнувшись, охотник почти бегом преодолел оставшееся до убежища расстояние. Вскочив на покатый валун, Свист бросился на ближайшего дикаря, полоснув того ножом по лицу. Истошно заверещав, бритоголовый закрыл изуродованное лицо руками, сквозь пальцы обильно текла кровь. Товарищ раненого вскочил на ноги, и дернулся было к копью, что стояло рядом. Свист настиг его, сбил с ног, прижал к земле, навалившись всем весом, и несколько раз вонзил нож тому под ребра. Дикарь испустил дух, продолжая тянуться к древку.

Не теряя времени, Свист добил раненого противника и только потом тяжело опустился на песок. От пережитого напряжения его трясло, пальцы сами собой выпустили скользкий от крови нож.

Спустя несколько минут Свист осмотрел пожитки убитых им людей. Ничего особенного: немного еды в жестяных банках, большая фляга с каким‑то терпким отваром, пару бинтов.

И три зеленых мерцала в стеганом ягдташе.

Ровный зеленый свет залил песок Убежища, превратив его на время в изумрудную пыль. Свист некоторое время любовался мерцающими предметами, потом вернул их в сумку и прикопал под шестом.

Отдохнув немного и успокоив дыхание, Свист взялся за веревочный кушак убитого им врага – сипло выругавшись от натуги, охотник перевалил тело через ограду и направился ко второму мертвецу – не ночевать же рядом с покойниками, авось кто‑то (скорее что‑то) ночью падаль подберет.

«Спасибо, что пошел со мной», — Свист вспомнил слова дикаря.

Свист глянул на долговязый труп, и ему вдруг сделалось не по себе.

Наутро песок оказался чист. Ни одной капли крови найти не удалось, для этого Свист даже разгреб немного песок сапогом – чисто. Тела дикарей тоже пропали. Собственно, на то и рассчитывал охотник.

Предстоял долгий и трудный день.

Свист выбрался на основную дорожку, время от времени замирая и вслушиваясь, не идет ли кто, и бодро затрусил дальше – на север.

Развилки и путевые столбы теперь встречались куда чаще и, хотя он пока не встречал более туземцев, было видно, что места эти довольно людные.

Его продвижение сильно замедлилось – приходилось осторожничать.

12