— Итак, до встречи. Помните, что вы — единственный человек, который может спасти нашу бедную планету.
И вышел из самолета, аккуратно прикрыв дверцу. Летчик тут же вывел машину на старт и взлетел. Я расслабился. «Ничего! — думал я. — Я еще вернусь».
В кабинете, как всегда, было прохладно и просторно. Джордж Гейлих и Хол Клеменс утопали в глубоких креслах, положив ноги на журнальный столик, и потягивали коктейль за коктейлем. Разговор шел о времени и о себе.
— Признаюсь, я был неверного мнения о вас, — говорил Гейлих Холу. — Но эта операция совершенно в новом свете представила ваши таланты. Такого блестящего успеха ЦРУ не видать, даже если оно просуществует еще тысячу лет.
— Признаюсь, и я был неверного мнения о вашем проекте, — не остался в долгу Хол. — Мне казалось, что это совершенно беспочвенная авантюра.
— Почему же неверного? Верного, мой друг. Так оно и есть, мы затеяли игру без малейшего шанса на успех. Неужели вы всерьез предполагаете, что можно выкрасть секрет бессмертия в будущем? Тут две невозможности сразу…
— Так какого черта?!
— Подождите, я закончу. Так вот: невозможность первая — это выведать там технологию. Много бы шансов имел Архимед в Штатах, если бы ему поручили выкрасть технологию сверхзвукового лайнера?
— А знаете, немало! — ввернул Хол. — Его интеллектуальный коэффициент, по данным Роуза, был повыше, чем у выпускников наших колледжей. Окончил бы МТИ, поработал бы в «Боинге» и все узнал бы.
— Вот как? Оказывается, мы затеяли не такое уж гиблое дело?
— Мне другое непонятно, шеф, — зачем вы взялись за него, зная, точнее предполагая, что шансов на успех нет вовсе?!
— Видите ли, Хол, — Гейлих задумчиво повертел бокалом, — я очень часто в своей жизни лез в авантюры без малейшего шанса на успех. И зачастую именно потому, что шансов у меня, как я считал, не было, я получал желаемое. Человеку свойственно ошибаться, в том числе и в прогнозе успешности своих действий. Так что любовь к авантюрам я сохранил до сих пор. Те же инопланетяне, «фонд Гейлиха». Теперь вот — шпионаж в будущем. Играть осталось уже недолго, вот я и повышаю ставки. Послушайте, но вы же не будете утверждать, что он может еще и вернуться?!
— Почему бы и нет?
— Да как он вернется?! — Гейлих не на шутку разошелся. — Если бы он мог найти там машину времени и заполучить в личное пользование, кто помешал бы ему вернуться не в месяц — вперед, а в месяц — назад?! Предупредить самого себя, исчезнуть из Лос-Анджелеса, сорвать нашу игру в зародыше, или еще дальше в прошлое, в то время, когда он мог бы уничтожить меня и вовсе отменить всю эту историю?!
— Как он мог убить вас раньше, если вы живы теперь? Это невозможно. С другой стороны, невозможно, чтобы он мог вернуться сюда и не мог вернуться в двадцать лет назад. Следовательно?
— Следовательно, машина времени невозможна.
— Следовательно, существует не одна, но множество реальностей. Назовем их «данностями», — Хол увлекся, — и разовьем следующую концепцию… Имеется бесконечный набор данностей — каждая во всю Вселенную в пространственном измерении — для каждого мгновения существования мира. Сам мир — вне времени и пространства, он — сверхданность. Но сознание отдельного человека развивается во времени; и сущность бытия человека — временность. Поэтому каждое время, эпоха — не более чем тот конечный набор или последовательность данностей, которое наше — личное или коллективное — сознание нанизало на путь своего развития и зафиксировало в памяти. Вернитесь вновь к началу — и вы сможете нанизать другую последовательность, конечно, по все тем же правилам игры. Я понятно излагаю?
— Образно. Давайте дальше. Значит, этот Бордже может сделать все, что захочет, а мы этого даже не почувствуем? Потому что все наше прошлое нами уже связано и хранится в памяти?
— Да. Наше прошлое — это наше настоящее, и если бы мы помнили что-то другое, мы и сами были бы в другой данности. Связность мира человеческого держится на общей памяти, памяти цивилизации. Измените строчку в «Таймс» за девятисотый год — и вы породите новый мир. Идем дальше: что происходит, когда кто-то возвращается в уже известную ему точку сверхданности? По прежнему пути, который он помнит, история уже не пойдет — то была история с другой памятью мира, без его появления. Следовательно, возникает новый путь, не параллельный прежней реальности и никоим образом на нее не влияющий. Убить себя невозможно — убит будет кто-то из этой новой реальности. И нам нечего бояться появления Бордже в прошлом.
ebooksa