Тут они стали прощаться, и Петр полез из машины.
— Это безобразие, — проговорила Нина, встретив их на пороге квартиры. — По твоей милости, Петр, мы могли опоздать на дачу. Ты ужасный эгоист, только о себе и думаешь.
Ужасный эгоист всем своим видом выражал раскаяние.
— Да там такое дело было, — по обыкновению нескладно начал он, — четырнадцатая серия к чертям полетела. Ну, мы ее и дожали. Пришлось мозгами крутить.
— О, боже, — Нина печально вздохнула. — «Дожали», «мозгами крутить». Тебя просто невозможно слушать.
На этом прения сторон завершились, и вскоре после непродолжительных сборов «Жигули» уже мчались за пределы города, крутя за собой снежные вихри.
— Сейчас без пяти три, — проговорила по прибытии хозяйка дачи, решительно оглядывая разложенные на кухонном столе продукты. — Так вот, чтобы до семи я вас дома не видела. Не путайтесь под ногами у занятой женщины. Ступайте. Возьмите лыжи и ступайте.
— Был бы третий — пулю бы расписали, — пробурчал Петр, но в голосе его не звучал истинно молодецкий задор, что отличает настоящих приверженцев карточных забав, а звучала в нем покорность судьбе да слабый отголосок нелюбви к зимним видам спорта.
Георгию, напротив, предложение Нины понравилось: карты он презирал, а на лыжах ходил хорошо. К тому же назойливое чувство неудовлетворенности беседой с Краснопольским и его приемной дочерью требовало уединенного размышления.
Как бы там ни было, а уже через полчаса наши спортсмены шли по накатанной лыжне.
— Покурим, — сказал Петр и присел на пенек. — Времени тьма. Успеем нагуляться.
Георгий не курил, однако возражать не стал и устроился рядом.
Солнце согрело воздух. Ветер отсутствовал. Пели птицы. Природа ликовала.
И спросил Георгий, отмахиваясь от дыма:
— Давно в институте работаешь?
— Девятый год, — Петр щелчком отбросил окурок. — До этого шабашил. Деньги были нужны.
— На дачу?
— Нет. Дача и машина — потом, когда втянулся. А по первости… Мы же только поженились. Комнату снимали. Нинка училась.
— Погоди, как комнату снимали? А родители?
— Дурота! Я же у тетки рос. Не помнишь?