Рык Посейдона

22
18
20
22
24
26
28
30

— А если есть?… Полиция умеет это делать…. а на трассе использовать вертолёт.

Вальтер связался с вертолётом.

— Где сейчас машина?… Так… Так…Как долго?… Полиция перекрыла эти улицы? У нас всего пятнадцать минут… Вполне возможно… Хорошо! Действуйте! — он отключил рацию и откинулся на спинку кресла. — Они выводят его на шестое шоссе и там предложат сдаться. Если откажется…. расстреляют с вертолёта.

— Рискованно, конечно, но другого выхода я не вижу.

— А если в машине действительно что-то есть?

— Там парни знают своё дело… Конечно, всё предусмотреть невозможно. Ты же понимаешь…

Подъехав к кольцевой магистрали, Юзеф притормозил у светофора и, подождав разрешающего сигнала, резко развернулся и поехал в обратную сторону. В первый момент он и сам не понял, зачем это сделал. По пути сюда звонил на стадион. На другом конце чей-то незнакомый голос сказал, что его требования выполняются и надо лишь подождать. В ответ он грубо оборвал говорившего, сказав, что ждать больше не будет и через двадцать минут всем им устроит пышные похороны в одной могиле. Злость вновь стала овладевать его сознанием и управлять мыслями и действиями. До последнего звонка на стадион всё было наоборот. Когда полицейский патруль развернул его почти у самого стадиона, он понял, что весь периметр оцеплен и прорваться к машинам он не сможет. Да и та злость, пока он ехал к стадиону, куда-то ушла. Вежливый отказ полицейского пропустить его, ещё дальше отодвинул мысль о необходимости его присутствия на стадионе. Он понял, что взрывом машин на площадке ничего уже не решит и необходимо что-то предпринять и подумать о себе. «Никто мне не судья. Я свою работу сделал. Если эти ребята останутся в живых, значит, аллах по-своему истолковал их предсмертные молитвы». В памяти вдруг всплыл совет муллы из кишлака, где он ещё мальчишкой воевал с русскими — не бери на душу греха больше, чем аллах отпускает за одну молитву. Ещё минутой назад, чувство вершителя судеб и жизней, которое ещё недавно подавляло в нём милосердие и жалость, стало перерастать в бессилие и страх, захватывающие его частичка за частичкой. Сейчас они пересиливали его решимость и злость. Он решил вновь позвонить в Гамбург. Телефон долго не отвечал, но затем бесстрастный голос оператора произнёс уже знакомую фразу — «Телефон вызываемого Вами абонента заблокирован». Юзеф почувствовал, как трубка прилипла к мгновенно вспотевшей ладони. Развернув машину, он подъехал к ближайшей урне, опустил стекло и швырнул в неё телефон.

Сейчас, после очередного разговора со стадионом и звонка в Гамбург, он сидел в машине ещё до конца не понимая, в какой момент что-то надломилось в нём.

Он вдруг вспомнил, как однажды в Герате американцы загнали их небольшой отряд в ущелье и снайпера хладнокровно, днём и ночью, словно на полигоне, по одиночке расстреливали их в течение недели. Тогда в живых их осталось три человека. Они были самыми молодыми и только им удалось ночью подняться из ущелья по отвесной скале, до костей содрав кожу пальцев рук и ног. Это он запомнил на всю жизнь. Посмотрев на ладони, улыбнулся про себя. Раны на них уже давно зажили. Грязные и опухшие тогда, сейчас они выглядели вполне прилично. «Но, оказывается, не так мало нужно для того, чтобы от спокойствия и беззаботности перейти к ненависти и безрассудству. Нужно лишь двадцать лет твоей жизни. И сейчас я должен сделать выбор…» Сейчас в нём не было жалости к тем тысячам сытых, орущих и жующих, которые сидели там, на трибунах, не подозревая, что их жизни сейчас в его руках, но не было и той ненависти, с которой он прибыл сюда несколько недель назад. У него перед глазами были лица тех мальчишек, которых он привёз сюда и которые сидели сейчас за рычагами машин, готовые отправить в ад тысячи таких же, как они. Сегодня, на утренней молитве, они впервые посмотрели на него такими испуганными глазами, какими смотрят маленькие дети на своих родителей после первого шлепка, не понимая — за что.

До стадиона оставалось минут десять хода. Он решил вернуться к тому месту, где выбросил пульт, хотя не совсем понимал, зачем это ему. Каждая машина была заминирована отдельно и могла быть взорвана самостоятельно. Так решил он сам ещё в самом начале операции. Это было своего рода гарантией, если бы что-то случилось с ним. Но сейчас он сам подвёл себя к такому положению. Операция была почти завершена, но последний её аккорд мог прозвучать не в то время и не в том месте.

Он выехал на знакомый ему до мелочей проспект и прибавил скорость. Через три светофора можно было свернуть на боковую улицу и тихими переулками подъехать к тому месту, где в урне лежал пульт. Он не так долго колесил по городу и врядли кто-то за это время поинтересовался её содержимым.

Юзеф подъезжал ко второму светофору, когда внезапно слева выехала полицейская машина и повернула поток, в котором он ехал, в боковую улицу. Он последовал следом за всеми. Но на ближайшем перекрёстке очередная машина развернула их в перпендикулярном направлении. Несколько машин прижалось к обочине, их водители вышли на дорогу и направились к стоящему неподалёку полицейскому. По их лицам и жестам Юзеф понял, что они должны были проехать на стадион или мимо него, но их не пускают. Он сбросил скорость и перестроился в соседний ряд, чтобы услышать, что скажет полицейский, но уловил только последнюю фразу — «… просим извинения за временное неудобство». Сзади мигнули фары, и он прибавил скорость.

Проехав почти весь проспект, он вдруг заметил некоторую странность — на всём его пути горел разрешающий сигнал светофора. Можно было свернуть вправо и по параллельному проспекту вернуться назад, но когда он захотел сделать это, то сразу же уткнулся в полицейский мотоцикл. Проезд был перекрыт. Он сдал назад и влился в правый ряд, чтобы свернуть уже на следующем перекрёстке, но, подъезжая к нему, Юзеф заметил стоявшего на повороте полицейского. Тот показывал, что проезд и в этот переулок закрыт. Юзеф посмотрел в зеркало заднего вида. За ним, через две машины, в левом ряду, двигался полицейский джип. Неприятный холодок пробежал по спине. Он знал, что полиция почти никогда не ездит в таких машинах. Они предназначены только для спецназа в чрезвычайных ситуациях. «Сейчас проверим, — он свернул на стоянку к супермаркету. — Если следят за мной, то должны притормозить». Его «Фольксваген» вкатился на стоянку и медленно поехал вдоль неё. Свободных мест было много, но машина, не останавливаясь, проезжала мимо них. Тем временем, не притормаживая, джип проехал мимо магазина и потерялся в потоке. «Надо успокоиться, — Юзеф посмотрел на часы. До конца матча оставалось пять минут. — Сейчас необходимо успеть выскочить за пределы города, иначе будет поздно. Пока будут разбираться, утром я уже должен быть в Гамбурге…. а там посмотрим».

Тёмно-синий «Фольксваген» медленно выехал со стоянки супермаркета на шоссе и, набирая скорость, встроился в плотный поток таких же, как он машин — синих и белых, чёрных и красных, ревущих и не очень. Почти одновременно, от тротуара напротив, отъехала серебристая «Ауди» и круто развернувшись через две сплошные полосы, устремилась вслед за ним.

Скорость стала успокаивать Юзефа, и сейчас он уже сожалел, что не может спокойно с кем нибудь поговорить. «Не надо было последний раз говорить со своего телефона. Сейчас мог бы позвонить в Гамбург и поболтать… — но вдруг что-то насторожило его в этом сиюминутном воспоминании. Мысли лихорадочно завертелись вокруг последнего звонка. — Я звонил в Гамбург со своего телефона…. если там что-то случилось, то у них в памяти остался мой номер. Значит, они могут выйти на меня и в Мюнхене…. а если ещё и здесь засекли, то только дурак не сможет сопоставить эти звонки… Кажется, я начинаю делать что-то не то….- он на секунду прикрыл глаза. — Аллах! Вразуми меня и дай мне надежду!»

Миновав кольцевую дорогу, он повернул вправо и, проехав несколько километров, притормозил у обочины. Вскоре дорога должна была расходиться и уже сейчас нужно было определиться, куда и по какой ехать, хотя выбор был только с направлением. Любое из них должно было, в конечном счете, привести его в Гамбург. Именно там ему должны были сделать новый паспорт и помочь выбраться из страны. Кроме номера телефона и имени человека, который должен был ответить на его звонок, ничего другого он не знал. И поэтому, когда на звонки дважды ответили, что номер заблокирован, это привело его в лёгкое замешательство. Мысли лихорадочно прокручивали всю цепочку действий, которые он должен был сделать на стадионе. «Машина, на которой он уже несколько часов кружил по огромному городу, была заминирована и подрыв её должен был послужить отвлекающим манёвром для полиции. Перед самым окончанием матча он должен был взорвать её на стоянке. Это на время отвлекло бы внимание полиции от стадиона и дало бы возможность его ребятам беспрепятственно подъехать к входам. Лишь после этого наступала последняя фаза переговоров и в случае её неудачи… К стадиону не прорвался, да и переговоры были им скомканы, так как не знал точно, что должен был требовать Хамади.

Ехать же дальше на этой машине было опасно. После взрывов полиция, скорее всего, заблокирует все трассы и начнёт проверку документов.»

Юзеф глубоко вздохнул и, сильно сжав ладонями руль, выпрямил руки, вдавив себя в спинку сидения. «Оставлю её в первом же городке и буду добираться поездом». Он взглянул на часы — десять минут назад должен был закончиться матч. Выйдя из машины, посмотрел назад. Город остался за холмом, и было видно только шпиль телевизионной вышки. Мимо него сплошным потоком в направлении города проносились машины. После выходных люди возвращались домой. Всё было буднично и привычно. Впереди, в лучах заходящего солнца, ярко зеленели поросшие лесом вершины гор. В нескольких десятках метров, на обочине, стоял указатель, на котором было написано название ближайшего населённого пункта и расстояние до него. Юзеф сел в машину и включил приёмник. Из динамиков полилась приятная восточная музыка. Вероятно, прежний хозяин машины всегда настраивался на эту волну и сейчас она напомнила о нём. Перед отлётом из Мюнхена он пригласил Рашида к себе домой. Детей и жены директора дома не было и они целый вечер просидели вдвоём, выпив не одну чашку чая. Сначала разговор не клеился. Они сидели друг против друга и молча маленькими глотками отпивали обжигающий напиток. Рашид иногда искоса бросал взгляд на стоявшие посередине комнаты уже упакованные чемоданы. Он чувствовал перед их хозяином некоторую неловкость. Ведь это он принёс в этот дом весть о том, что мирная жизнь его хозяев закончилась и им необходимо бросить его и уехать туда, откуда они приехали много лет назад. Уловив очередной взгляд не очень разговорчивого собеседника, директор поставил чашку на стол и чуть улыбнувшись в усы краешком рта, сказал — «Много лет назад я приехал в этот город с зашитыми карманами и пустым желудком. Всё, что у меня было до твоего приезда, я заработал своими руками. Но всю мою жизнь на мне висел долг, который я так и не смог отдать. Когда я уезжал сюда, один человек дал мне денег на билет, сказав при этом, чтобы я не торопился отдавать их, когда нибудь он сам напомнит об этом… Прошло очень много лет и он напомнил мне об этом через тебя… Я тогда был такой же молодой, как и ты… Я не знаю, что вы задумали, но сейчас другие времена. Я прожил здесь половину жизни, моя жена родила мне детей, а у вас там ничего не изменилось… Сейчас я проклинаю тот день и те руки, что дали мне эти деньги. Я чувствую, что вы приехали сюда с другими целями, но я вам не судья. На этой земле мы все равны перед Аллахом, а вот что будет там, — он поднял глаза вверх, — только ему и известно».

Юзеф покрутил ручку приёмника. Он хотел услышать последние новости. Если что-то произошло на стадионе, то об этом должны были уже говорить все радиостанции. Но в эфире почти по всем каналам лилась весёлая музыка. Всё-таки был вечер, и было воскресение. Бросив взгляд на придорожный указатель, он вырулил на трассу. Дорога плавно огибала невысокие холмы, поросшие густым лесом, среди которого иногда проглядывались живописно разбросанные деревушки. Вокруг них, местами, заходящее солнце золотило начинающую уже желтеть листву. Из долины потянуло прохладой. Всё говорило о том, что скоро осень и по вечерам в ущельях приближающихся гор будет холодно и сыро. На панели зажёгся сигнал топлива. Юзеф бросил на него взгляд и увидел, что стрелка стоит на нуле. Бак был почти пустой. «Придётся останавливаться. Так и так ехать надо до большой станции. Здесь я слишком приметен». Вскоре промелькнул указатель, на котором было написано, что до ближайшей заправки осталось восемьсот метров.

За следующим поворотом дорога пошла вверх и, сделав небольшой разворот, уходила в ущелье. Прямо перед въездом в него и стояла заправка. Пока заправляли машину, он успел купить в находящимся здесь же придорожном кафе несколько банок пива и пакет с едой. В это время на стоянку перед кафе завернуло несколько встречных машин и вышедшие из них люди о чём-то громко говорили, размахивая руками. Юзеф хотел прислушаться, но заправщик крикнул ему, что его машина заправлена, и он должен освободить место для следующей.