Пламя в джунглях

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что с тобой, Галюша? Тебе жаль это золото? Но ведь оно принесет счастье нашим друзьям.

— Нет, дорогой, — ответила Гаудили сдавленным голосом. И вдруг кинулась ему на грудь, заливаясь слезами и крепко прижимаясь. — Никому я тебя не отдам, даже смерти! Когда я разбила горшочек с деньгами, мне почудилось, будто кто-то шепнул: «Это конец вашей мечте». У меня теперь такое чувство, что мы не поедем в твою Россию.

— Успокойся, родная! Все будет хорошо. Мы обязательно увидим Россию, увидим Ташкент. Я познакомлю тебя с моими родителями. Ты им понравишься. Ну, улыбнись, Галюша, любимая! Вот так.

Монсун задержал наступление японской армии. Все больше хлопот доставляли японцам партизаны Алекса. Они орлами взлетели на самый верх хребта Лета, откуда уже была видна многострадальная Индия в прозрачном сари из синеватой дымки. Партизаны создавали завалы на тропах, короткими налетами вносили панику в вереницы японских обозов, медленно ползущих к фронту, разрушали вражеские склады.

Объединившись с отрядами земи, подошедшими с юга, Алекс занял главную магистраль, по которой шло снабжение японских войск у Кохимы и Имфала.

Боевые группы партизан проникали в занятые японцами пункты. Совершали нападения на склады, обозы, штабы, узлы связи, перерезали важные дороги, держались на них, пока не подходили крупные части врага и исчезали в джунглях, как призраки. Они появлялись то там, то здесь, ошеломляя японцев.

Японцы теперь за километры обходили районы, где подозревали засаду. Особенно боялись они засад с пунджис. Пунджис — это закаленные на горячем дыму бамбуковые колья в тридцать — пятьдесят сантиметров длины. Пунджис ставились вдоль тропы и маскировались. При появлении врага открывался сплошной огонь. Японцы сбегали с тропы, ныряли в кусты и траву, падали на землю и напарывались на скрытые там пунджис. В одной из таких операций группа Нгамбы уничтожила около ста японцев, не потеряв ни одного своего воина…

В ночном бою Алекс был ранен в левую руку зажигательной пулей. Рана заживала медленно, тупо ныла. Но Алекс не мог усидеть дома. Подвязав раненую руку, он допоздна пропадал в морунгах среди воинов. Дела захлестнули и Гаудили. Нужно было устраивать прибывающих в Хванде беженцев, находить новые участки для огородов, разбирать распри между селениями, которые часто возникали из-за земли или взносов на содержание партизанского отряда.

Как-то заявился Лесли Чейз. Его уже произвели в офицерский чин. Алекс поздравил вновь испеченного лейтенанта. Чейз сообщил: союзники начали большое наступление на севере, там много работы для партизан.

— Полковник шлет тебе привет и тысячу благодарностей. А главное вот этот дар! — Он протянул Громову аккуратно упакованный сверток.

Алекс усмехнулся.

— Разверни-ка, что там у вас! А то, как кота в мешке, подсовываете.

— Ха! Ты не дурак. Начальство, оно из любви к тебе и мину подложить может. А? Нет, этот подарок от души. Смотри!

Чейз развернул пакет и начал вытаскивать одно за другим: камуфлированный костюм рейнджера, пару крепких ботинок, флягу с ромом, крохотный несессер и прорезиненный мешочек.

— А это что? За какие такие заслуги? — удивился Алекс.

— Медаль «Пурпурное сердце» за Валоубум, рекомендательное письмо, характеристика. Подписаны самим главнокомандующим. Старик был в хорошем настроении, и наш полковник воспользовался: рассказал ему о твоих подвигах и подготовил эти документы.

— Достали все же ванну?

— Ха! А ты сомневался? «Матадоры» выкрали ванну вместе с японским подполковником. Тот вез ее с самого Мандалая. Старик Луи был страшно доволен и каждому участнику операции дал по ордену.

Алекс крутил документы.

— И чего только не написали! «За неоценимые заслуги перед короной и королевской армией…». Зачем это мне?