— Вотъ онъ, вотъ онъ! (тишина, и вѣроятно, перемѣна положеній). Я схватилъ его!
— Нѣтъ, это онъ схватилъ меня, охъ, это ужасно! Развѣ никто не рѣшится принесть фонарь?
Фонарь показался какъ разъ въ ту минуту и съ нимъ явилась и мистриссъ О"Фланниганъ, которая безпокоилась и желала знать поврежденія, нанесенныя крышей; не дожидаясь болѣе удобнаго времени, она встала съ постели, зажгла фонарь, чтобъ посмотрѣть, стихъ ли вѣтеръ, и пошла наверхъ.
Когда фонарь освѣтилъ комнату, картина въ ней была замѣчательно живописна и могла бы многимъ показаться смѣшною, но только не намъ, хотя мы всѣ презабавно сидѣли на сундукахъ, на чемоданахъ, на кроватяхъ и къ тому же въ такихъ странныхъ одѣяніяхъ, но были такъ серьезно напуганы и такъ несчастны, что въ этомъ не видѣли ничего смѣшного и ни у кого не виднѣлась насмѣшливая улыбка. Я знаю, что я не въ силахъ былъ бы испытать мученія больше, нежели тогда, въ эти нѣсколько минутъ, въ темнотѣ и недоумѣніи, окруженный этими ползущими кровожадными тарантулами. Я прыгалъ съ кровати на кровать, съ сундука на сундукъ, обливаясь холоднымъ потомъ, и каждый разъ, какъ что-нибудь попадалось мнѣ подъ руку, я воображалъ ощупывать ихъ клешни. Я предпочелъ бы сейчасъ идти на войну, чѣмъ вторично пережить это происшествіе. Всѣ остались, однако жь, невредимы. Тотъ, кто кричалъ, что тарантулъ «схватилъ его», ошибся — онъ пальцемъ попалъ въ щель одного изъ сундуковъ. Тарантулы пропали и ни одного изъ нихъ никогда не было видно; ихъ было отъ десяти до двѣнадцати штукъ. Мы взяли свѣчки и стали дѣлать осмотръ, смотрѣли и вверху и внизу, но все напрасно. Никто изъ насъ, конечно, не рѣшился лечь въ постель, нѣтъ, никакія деньги и тѣ не убѣдили бы насъ это сдѣлать. Мы провели остатокъ ночи, играя въ карты, и вмѣстѣ съ тѣмъ зорко наблюдали за появленіемъ непріятеля.
ГЛАВА XXII
Это было въ концѣ августа; небо было ясное, безоблачное и и погода восхитительная. Черезъ двѣ или три недѣли я настолько чувствовалъ себя очарованнымъ этимъ любопытнымъ и новымъ краемъ, что рѣшилъ отложить на время свое намѣреніе вернуться въ «Штаты». Я скоро привыкъ носить шляпу съ широкими, опущенными полями, голубую шерстяную блузу, панталоны засовывать въ сапоги и радовался избавиться отъ сюртука, жилета и подтяжекъ.
Я чувствовалъ себя въ буйномъ и «задорномъ» настроеніи (какъ говоритъ историкъ Джозефусъ въ его прекрасной главѣ о разореніи Темиля). Мнѣ казалось, ничего не могло быть болѣе поэтичнымъ и прекраснымъ. Я сдѣлался государственнымъ чиновникомъ, но это было только для виду. Служба моя была въ родѣ синекуры. У меня не было никакихъ опредѣленныхъ обязанностей и не получалъ я никакого жалованья. Я былъ личнымъ секретаремъ его величества г-на секретаря, и дѣлъ было пока немного, такъ что двоимъ дѣлать было нечего, и потому Джонни К. и я посвятили все свое время удовольствіямъ. Онъ былъ младшій сынъ набоба изъ Огіо и находился здѣсь для отдыха и развлеченія, которыми пользовался съ наслажденіемъ.
Мы много слышали о дивной красотѣ озера Тахо (Lake Tahoe) и рѣшили отправиться посмотрѣть его. Трое или четверо изъ бригады, работая тамъ, опредѣлили въ этомъ краѣ лѣсистую мѣстность на берегу озера и оставили тамъ во время стоянки большое количество провіанта и необходимой утвари. Долго не думая, мы связали въ ремень нѣсколько плэдовъ, закинули ихъ за спину, взяли каждый по топору и двинулись. Мы намѣревались завладѣть мѣстомъ въ лѣсу, поселиться и на немъ разбогатѣть. Мы шли пѣшкомъ, но читатель, вѣроятно, найдетъ, что лучше было бы верхомъ. Намъ сказали, что озеро находится въ 11-ти миляхъ отъ города. Мы сначала долго шли по гладкому уровню, потомъ стали старательно подниматься на гору, кажется, въ тысячу миль вышины, остановились и посмотрѣли вокругъ. Никакого озера не видать. Мы спустились съ горы по другой сторонѣ ея, прошли черезъ долины и снова стали подниматься на гору, которая на этотъ разъ имѣла, кажется, около трехъ или четырехъ тысячъ миль высоты, остановились и снова посмотрѣли вокругъ; однако, никакое озеро не виднѣлось. Мы сѣли усталые, измученные, всѣ въ поту и раздосадованные, поручили двумъ встрѣчнымъ торговцамъ передать проклятіе людямъ, которые такъ насъ надули. Отдохнувъ и освѣжившись, мы снова пошли въ путь съ большею энергіей и рѣшимостью; такъ прошли мы еще около двухъ или трехъ часовъ и вдругъ неожиданно озеро предстало передъ нами — прелестная синяя вода — на шесть тысячъ триста футовъ выше уровня моря и со всѣхъ сторонъ окруженное горами со снѣжными вершинами, на три тысячи футъ вышиною. Оно имѣло обширную овальную поверхность, и въ окружности, надо полагать, около восьмидесяти или ста миль. Оно лежало въ тѣни горъ, которыя картинно отражались въ водѣ, и мнѣ казалось, что лучше и прелестнѣй мѣстности не существовало на всемъ земномъ шарѣ.
Мы нашли небольшую лодку, принадлежащую бригадѣ и, не теряя времени, усѣлись въ нее и поплыли по глубокимъ водамъ къ мѣсту ихъ стоянки. Джонни гребъ, а я управлялъ рулемъ, но не думайте, что я это сдѣлалъ отъ лѣни или боязни, нѣтъ, но меня тошнитъ, когда я ѣду спиною.
Проплывъ три мили, мы къ вечеру причалили къ мѣсту, вышли на берегъ усталые и съ волчьимъ аппетитомъ. Въ извѣстномъ «тайникѣ», между скалами, нашли мы всю провизію и необходимую кухонную посуду, и тогда, несмотря на мою усталость, я сѣлъ на глыбу камня и сталъ наблюдать, пока Джонни собиралъ дрова и готовилъ ужинъ. Многіе послѣ такого утомленія нуждались бы въ отдыхѣ.
Ужинъ былъ прелестный — горячій хлѣбъ, жаренная свинина и черный кофе. Тишина и уединеніе — восхитительны. Въ трехъ миляхъ былъ пильный заводъ и на немъ работники; но едва ли во всей окружности озера можно было найти еще другихъ людей. Когда наступили сумерки и звѣзды заблестѣли, подобно алмазамъ, мы закурили и задумались; среди этой величественной тишины забыли всѣ свои горя и невзгоды. Въ опредѣленное время мы разложили наши плэды на теплый еще песокъ, между двумя глыбами скалъ, и улеглись спать, не обращая вниманія на муравьевъ, которые безцеремонно ползли по насъ, по одеждѣ, желая вѣроятно, насъ и все остальное хорошенько изслѣдовать. Мы спали крѣпкимъ, непробуднымъ сномъ, честно заработаннымъ, и если имѣли какія-нибудь погрѣшности на душѣ, то въ эту ночь за нихъ бы не отвѣтили. Вѣтеръ поднялся въ то время, когда мы стали засыпать и плескъ воды о берегъ усыплялъ насъ еще сильнѣе. Ночью, на берегу этого озера, обыкновенно очень холодно, но у насъ было достаточно покрывалъ съ собою и намъ было тепло. Мы какъ легли, такъ и проснулись, въ одномъ и томъ же положеніи; проснулись рано, живо вскочили свѣжіе и бодрые, позабывъ вчерашнюю усталость и чувствуя себя полными веселости и рѣзвости.
Вотъ гдѣ и при какихъ условіяхъ можно возстановить здоровье. Въ это утро мы легко могли бы побороть десять такихъ личностей, какими мы были вчера — слабыхъ, во всякомъ случаѣ. Но свѣтъ такъ не воспріимчивъ и такъ тяжелъ на подъемъ, что предпочитаетъ разные «курорты» и поѣздки за-границу здоровью. Три мѣсяца свободной жизни на озерѣ Тахо возстановили и вернули бы египетской муміи ея прежнія силы и дали бы ей аппетитъ алигатора. Я, конечно, не говорю о самыхъ древнихъ и изсохшихъ муміяхъ, а о теперешнихъ, свѣжайшихъ. Воздухъ на вышинѣ чистъ и прозраченъ, укрѣпляющій и восхитительный. И зачѣмъ ему таковымъ не быть? Онъ тотъ же, которымъ дышать и ангелы. Я полагаю, что нѣтъ такой усталости, которая, послѣ первой ночи отдохновенія на пескѣ въ этой мѣстности, не прошла бы безслѣдно; не подъ кровлею, но подъ открытымъ небомъ; лѣтомъ дождь тутъ большая рѣдкость. Я знавалъ человѣка, который отправился туда умереть, но сильно ошибся. Когда онъ туда явился, то былъ похожъ на скелета и едва могъ стоять на ногахъ, аппетита не было никакого и онъ ничего не дѣлалъ, какъ только читалъ сочиненія и размышленія о будущей жизни. Черезъ три мѣсяца онъ спалъ великолѣпно, всегда на воздухѣ, ѣлъ все, что могъ, по три раза въ день, и охотился, для развлеченія, на горамъ, въ три тысячи футовъ вышины. Онъ далекъ былъ отъ скелета, и вѣсу былъ порядочнаго. Это не моя фантазія, а фактъ. Болѣзнь его была чахотка, совѣтую всѣмъ скелетамъ воспользоваться этимъ испытаннымъ средствомъ.
Я снова занялся кухнею и какъ только мы кончили завтракъ, мы вошли въ лодку и опять поплыли вдоль берега и плыли около трехъ миль, а потомъ причалили. Мѣстность тутъ намъ понравилась, мы рѣшили присвоить себѣ около трехъ сотъ акровъ и на деревѣ для памяти сдѣлали отмѣтки. Лѣсъ былъ сосновый, частый и густой, вышина деревьевъ доходила до ста футовъ, одно дерево къ одному. Необходимо было огородить наши владѣнія, а то мы не могли бы ими пользоваться; надо было срѣзать деревья въ нѣсколькихъ мѣстахъ и сваливать ихъ такъ, чтобы образовать вокругъ ограду (съ широчайшими промежутками, разумѣется). Каждый изъ насъ срубилъ по три дерева и нашелъ, что работа эта настолько ужасна и тяжела, что рѣшено было положиться на срубленныя деревья, если они сберегутъ нашу собственность, то отлично; если же нѣтъ, то Богъ съ нею, не стоило мучаться до смерти, чтобы спасти нѣсколько лишнихъ акровъ земли. На другой день, мы вернулись, чтобы строить домъ — домъ былъ необходимъ, чтобы удержать землю за собою. Мы порѣшили выстроить прочный деревянный домъ и этимъ возбудить зависть бригады, но не успѣли мы срубить и обтесать первое бревно, какъ намъ показалась безполезною такая образцовая работа, и мы остановились на томъ, что домъ будетъ сдѣланъ изъ жердей. Однакоже, два деревца, срубленныхъ и обтесанныхъ, привели насъ къ тому заключенію, что и скромнѣе матеріалъ удовлетворитъ казенныя требованія, и потому рѣшено домъ построить изъ прутьевъ. Весь слѣдующій день мы посвятили этой работѣ, но она, между болтовней и частымъ отдыхомъ, шла медленно, и къ срединѣ дня у насъ было сдѣлано такое маленькое возвышеньице, что, когда одинъ уходилъ срѣзать прутья, другому надо было оставаться, а то легко можно было не найти нашей постройки, которая имѣла сильное фамильное сходство съ окружающей растительностью.
Но мы были ею довольны.
Теперь мы землевладѣльцы, надлежащимъ образомъ захватившіе собственность и огражденные закономъ, потому мы рѣшили переѣхать и сдѣлать резиденцію нашу въ нашихъ владѣніяхъ и, насколько возможно будетъ, наслаждаться безграничной самостоятельностью.
На другой день, поздно, послѣ хорошаго и продолжительнаго отдыха, мы отчалили отъ стоянки бригады, захвативъ съ собою провизіи и кухонныя принадлежности, лучше сказать, мы взяли взаймы, и какъ разъ къ ночи причалили къ нашей собственной пристани.
ГЛАВА XXIII
Если была жизнь счастливѣе той, которую мы вели въ лѣсной мѣстности въ продолженіе двухъ или трехъ недѣль, то это была жизнь, про которую мнѣ не случалось читать или лично испытать. Мы не видали человѣческаго образа въ теченіе этого времени, не слыхали никакихъ звуковъ, кромѣ шума вѣтра и волнъ, шелеста сосны и изрѣдка раскатовъ отдаленной грозы или грохота паденія лавины. Лѣсъ вокругъ насъ былъ частый и прохладный, небо надъ нами было чисто и безоблачно, солнце сіяло ярко, широкое озеро передъ нами было то гладко и спокойно, то волнисто, темно и бурливо, смотря по настроенію природы, и окружающія горы, покрытыя лѣсами, съ кое-гдѣ встрѣчающимися земляными обвалами, пещерами и долинами, на вершинахъ своихъ блестѣли снѣгомъ и составляли прекрасную раму для общей картины. Видъ повсюду былъ очаровательный и волшебный; глаза ни днемъ, ни ночью, ни въ тихую, ни въ бурную погоду, не уставали имъ любоваться — и любовались бы постоянно, если бы не нуждались въ отдохновеніи.
Мы спали на пескѣ, на самомъ берегу озера, между двумя глыбами, защищающими насъ отъ ночного вѣтра. Намъ не надо было никакихъ наркотическихъ средствъ для усыпленія. Съ первыми лучами восходящаго солнца мы были всегда на ногахъ и, чтобы умѣрить избытокъ нашихъ силъ, мы предавались физическимъ упражненіемъ, т. е. Джонни предавался, а я держалъ его шляпу. Послѣ завтрака, покуривая спокойно трубку, мы смотрѣли, какъ солнце поднималось изъ-за вершинъ горъ, набрасывая тѣнь на скалы и постепенно лучами своими освѣщало лѣсъ. Мы слѣдили, какъ яснѣе и яснѣе во всѣхъ подробностяхъ отражалась на гладкой поверхности озера просыпающаяся природа. И потомъ къ «дѣлу». Другими словами, мы сѣли въ лодку и пустили ее по вѣтру.
Мы были на сѣверномъ берегу озера. Тутъ отражающіяся въ водѣ скалы кажутся то сѣрыми, то бѣлыми, что зависитъ отъ дивной прозрачности воды, которая придаетъ этой части озера большую привлекательность. Мы обыкновенно отталкивали нашу лодку приблизительно на сто ярдовъ отъ берега и, бросивъ весла, сами ложились на дно, на припекѣ солнца, оставляя ее плыть часами по направленію вѣтра. Мы рѣдко разговаривали: это могло только прервать блаженный покой и мѣшать нашимъ грезамъ, навѣяннымъ прелестной тишиною и пріятною праздностью. Весь берегъ вдоль былъ изрѣзанъ глубокими заливами и бухтами съ узкими песчаными берегами; и гдѣ песокъ кончался, тамъ, прямо вверхъ, въ воздушное пространство поднимались крутые склоны горъ, поднимались, какъ громадныя стѣны, чуть-чуть наклонно, и поросшія густымъ лѣсомъ высокихъ сосенъ.