Вильсон Мякинная голова

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вамъ хотѣлось бы узнать, что именно мнѣ извѣстно? Ну, ладно, я вамъ это разскажу! Мнѣ извѣстно про васъ достаточно для того, чтобы судья разорвалъ свое завѣщаніе въ клочки. Замѣтьте себѣ, что этимъ далеко еще не все будетъ для васъ исчерпано. Вы пострадаете значительно сильнѣе и положеніе ваше станетъ еще хуже.

Томъ былъ окончательно пораженъ страхомъ и недоумѣніемъ.

— Еще хуже? — повторилъ онъ. — Развѣ это возможно? Развѣ можно представить себѣ что-нибудь хуже этого?

Рокси подбоченилась, насмѣшливо расхохоталась и сказала сердитымъ тономъ, отрицательно покачивая головой:

— Меня нисколько не удивляетъ, что вамъ это представляется непонятнымъ и что вы хотите вывѣдать отъ меня всю подноготную за какой-нибудь паршивый долларъ. Неужели вы думаете узнать отъ меня что-нибудь за такую ничтожную сумму? Не на таковскую, сударь, напали! Мнѣ гораздо выгоднѣе пойти и разсказать все вашему дядюшкѣ, что я безотлагательно и сдѣлаю. Онъ съ удовольствіемъ заплатитъ мнѣ сейчасъ же пять долларовъ за то, что я ему разскажу, и не пожалѣетъ объ этихъ деньгахъ.

Она презрительно отвернулась и горделиво направилась къ дверямъ. Томъ, въ паническомъ ужасѣ, бросился за нею, схватилъ ее за юбку и просилъ обождать еще минутку. Обернувшись къ нему, она высокомѣрно сказала:

— Припомните-ка теперь, что я вамъ говорила!

— Ты… говорила? Нѣтъ, я рѣшительно ничего не помню! Что же говорила ты мнѣ?

— Я говорила, что вамъ представится вторично случай склонить счастье на свою сторону, лишь когда вы будете просить объ этомъ на колѣняхъ.

Томъ съ минуту стоялъ словно ошеломленный и чуть не задыхался отъ возбужденія. Затѣмъ онъ проговорилъ умоляющимъ голосомъ:

— Ахъ, Рокси, надѣюсь, ты не потребуешь отъ своего молодого барина, чтобы онъ сдѣлалъ такую ужасную вещь! Ты и сама этого не захочешь!

— Я вамъ сейчасъ объясню, можетъ ли быть у меня такое желаніе и въ какой степени оно серьезно. Вы позволяете себѣ обзывать меня самыми что ни на есть мерзостными словами въ то время, какъ я прихожу сюда къ вамъ, любящая, кроткая и смиренная, высказываю вамъ свое удовольствіе по поводу того, что вы изъ отрока сдѣлались такимъ красивымъ, виднымъ молодымъ мужчиной… Я вамъ напоминаю, что выкормила васъ собственною грудью, ухаживала за вами, когда вы были больнымъ и слабымъ ребенкомъ и была для васъ единственной настоящей матерью, а затѣмъ прошу, чтобы вы дали мнѣ, бѣдной старухѣ-негритянкѣ, какой-нибудь несчастный долларъ на пропитаніе. Въ отвѣтъ на это вы обзываете меня бранными словами. Какой же награды отъ меня заслуживаете вы послѣ этого? Самое большее, что я для васъ могу сдѣлать, сударь, это предоставить вамъ теперь же единственный, обѣщанный мною благопріятный для васъ случай. Можете воспользоваться имъ или нѣтъ по вашему собственному усмотрѣнію. На размышленіе вамъ предоставляется ровнехонько полсекунды.

Томъ опустился на колѣни и принялся просить прощенья:

— Роксана, вы видите, что я на колѣняхъ прошу у васъ извиненія и дѣлаю это совершенно искренно! Теперь, дорогая моя Рокси, разскажите мнѣ все, что вамъ удалось узнать?

Наслѣдница двухсотлѣтнихъ обидъ и оскорбленій, остававшихся все время не отомщенными, глядѣла на Тома съ высоты своего величія и, казалось, пила теперь полною чашей наслажденіе удовлетворенной мести. Помолчавъ съ минутку, она сказала:

— Богатый и знатный бѣлый джентльмэнъ стоитъ на колѣняхъ передъ презрѣнной, обнищавшею негритянкой! Мнѣ страсть какъ хотѣлось хотя разъ въ жизни увидѣть такую картину! Теперь, архангелъ Гавріилъ, можешь раскрыть передо мною врата рая! Я готова умереть сію же минуту… Встаньте!

Томъ поднялся съ колѣнъ и смиренно проговорилъ:

— Теперь, Рокси, не наказывай меня больше. Признаюсь, что я заслужилъ наказаніе, но будь такъ добра и удовлетворись тѣмъ, что я на колѣняхъ просилъ у тебя прощенія. Не ходи къ дядѣ, а разскажи мнѣ самому все, что тебѣ извѣстно. Я охотно заплачу тебѣ пять долларовъ.

— Я въ этомъ вполнѣ увѣрена и знаю, что вы на этомъ не остановитесь. Но всетаки здѣсь я вамъ ничего не стану разсказывать…

— Праведный Боже, что же это такое?