— Передайте, что в Кудепсте нашел храм Ушакова. Это ей новогодний подарок.
В голове возникла крамольная мысль, уж не доехать ли до Архангельска, где жила мать Кирилла, и там объясниться, глянуть на Белое море, северное, после южного Черного. Словно он круизер, накручивает километры по России в поиске впечатлений.
Прощально блистала рябь за окном, уткнулся в стекло.
— Всегда замечаешь красоту, когда приходится с ней расставаться…
И понял почему: сжавшаяся внутри пружина разжалась, он расслабился и теперь мог оглядеться, настроиться на другое, насладиться…
Уминал мандарины, отмечал тоннели и «курортные базары» — так называл городки, куда слетелись чайки; латунь к горизонту — туда бежали белогвардейцы в Гражданскую.
Показался длиннющий туапсинский мол: заправляли танкеры.
За полночь проезжали Армавир. Заметил строчки огней в темноте. «Где-то там СИЗО. И Кирюха… А ведь не сойдешь, и не встретишься».
Из ночи полезли жухлые припорошенные поля, ехал по степям Придонья.
После плюс пятнадцати градусов в Сочи в Воронеже обожгло — минус десять. Он рад был и не рад, что вернулся, мог дальше дожидаться возвращения Кирилла в Сочи, но что-то тяжелое давило на сердце и отпустило только на равнине. Световой день пошел в рост, а ясности в деле сына поэтессы не добавилось.
Решил: «До нового года в Сочи не поеду ни за что!»
И, как будто услышав его, звонила поэтесса:
— Вы лучше заболейте…
Договорился уйти на больничный, тем более что сочинские круизы измотали изрядно.
Ушел, собирался в Москву на новогодние праздники, когда вечером раздался звонок:
— Кириллу предъявили обвинение…
— Как, предъявили?! — вырвалось.
— Дело направили в суд…
— Как?! Без адвоката, без меня…
— Он тоже в шоке… Сунули этого, кто только деньги тянул…