Мял подушку и сквозь сон слышал ее слова: «Папчик!» Мол, что ж ты не смог решить такую пустяковую проблему.
Ни свет ни заря вскочил и снова поехал в больницу, поднялся на ее этаж и, приближаясь к холлу, боялся даже посмотреть в угол… А увидев пустой топчан, ощутил страх: неужели что-то случилось? Голову сдавило, как, видимо, сдавило Кириллу, который слушал обвинительное.
Взгляд потерянно побежал по холлу.
Увидел жену на койке у окна.
И она даже как-то победно:
— Утром бабулька ушла… А я сюда переселилась…
На душе отлегло. С более спокойным сердцем мог вернуться в Сочи.
Опять из обеленного степного края собирался на юг. По пути невзначай разговорился с патлатым парнем, который тоже спешил на вокзал.
— Там кормят бомжей… — сказал парень.
— Кто кормит?
— Да в полдень приезжает «пазик» от храма… И всем по плошке борща, по плошке каши и стакан компоту…
— Ого!
— Скольких людей спасли…
Федин не побрезговал подойти к «пазику»: теперь часто, оказавшись дома один, оставался голоден и сейчас жадно ел из пластмассовой плошки рисовый суп: «А, горячий! Хорошо…»
Уминал рисовую кашу с прожилками мяса: «А, хорошо…»
И запивал компотом.
Разглядывал разношерстную братию, которая кружилась рядом, а мальчишка в черном подряснике нагадывал и наливал им.
«Да, Россия не погибнет», — подумалось Федину.
С бабами и мужиками, с синяками и без, в рваных одеждах, галощах и ботинках, шамкающими, чавкающими, ел не последний в стране адвокат и невольно искал взглядом шизика, которого когда-то ссадили на станции, но не увидел.
«Пазик» как незаметно появился, так незаметно и пропал, оставив братию на голом заснеженном островке привокзальной площади.