– Да, сэр, – ответил второй помощник.
И это было все. Больше не было произнесено ни слава. Капитан Уэст снова принялся шагать по подветренной стороне кормы, а мистер Меллер, поднявшись по трапу, зашагал по противоположной стороне.
Я прошел по мостику к баку и намеренно оставался там с полчаса, прежде чем вернулся через главную палубу в каюту. Хотя я не анализировал своих побуждений, я знаю, что не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что я подслушал то, что капитан сказал второму помощнику.
Я сделал открытие. Девяносто процентов нашей команды – брюнеты. За исключением Вады и буфетчика, наших слуг, все мы русые. К этому открытию привела меня книга «Действие тропического света на белых людей» Уудрёффа, которую я сейчас читаю. Тезисы майора Уудрёффа заключаются в том, что белокожие, голубоглазые арийцы, рожденные для того, чтобы управлять и повелевать, постепенно покидают свою туманную и хмурую родину, постоянно повелевают остальным миром и постоянно погибают от слишком яркого света тропических стран, от того, что слишком отличаются от других людей, с которыми встречаются. Это очень правдоподобная гипотеза.
Каждый из нас, сидящих па юте на возвышенном месте, белокурые арийцы. На баке, за исключением десяти процентов выродившихся блондинов, девяносто процентов работающих на нас рабов – брюнеты. Они не погибнут. Согласно Уудрёффу, они унаследуют землю не благодаря своим способностям к управлению и командованию, а потому, что пигментация их кожи позволяет их тканям бороться против разрушительного действия солнца.
И я смотрю на нас четверых за столом – капитан Уэст, его дочь, мистер Пайк и я – все с белой кожей, голубыми глазами, все погибающие и все же управляющие и командующие, как наши предки, которые погибли до нас, как погибнем мы и все наши потомки, пока наша раса не исчезнет с лица земли. Да, наша история – история благородная, и хотя мы можем быть обречены на гибель, в свое время мы попирали все другие народы, научали их повиновению, управлению государством и жили в замках, которые, пользуясь нашей силой, заставляли их строить для нас.
«Эльсинора» повторяет эту картину в миниатюре. Лучшие из продуктов питания и просторные и красивые помещения – наши. Бак представляет собою свинюшник и загон для рабов. Подобно королю, надо всем царит капитан Уэст. Подобно капитану мистер Пайк властвует над солдатами. Мисс Уэст – принцесса королевской крови. А я? Разве я – не уважаемый, благородного происхождения пенсионер, живущий за счет трудов и успехов моего отца, который в свое время заставлял тысячи людей низшего типа создавать благосостояние, которым я теперь пользуюсь.
Глава XXIII
Северо-западный пассат отнес нас почти до юго-восточного пассата, но между ними мы несколько дней покачивались и изнемогали от жары. За это время я открыл у себя талант к стрельбе из ружья. Мистер Пайк клялся, что у меня, должно быть, большая практика: и, признаюсь, я сам был поражен легкостью этого дела. Конечно, все дело в сноровке, но, мне кажется, нужно с этим родиться, чтобы приобрести эту сноровку.
В какие-нибудь полчаса, стоя на раскачивавшейся палубе и стреляя по плававшим на волнах бутылкам, я стал разбивать каждую бутылку первым выстрелом. Когда запас пустых бутылок иссяк, заинтересовавшийся моими успехами мистер Пайк велел плотнику выпилить для меня целую кучу небольших квадратиков из твердого дерева. Эти были удобнее. Удачный выстрел выбрасывал их из воды, и я мог стрелять по одному и тому же квадрату, пока он не отплывал слишком далеко. Через час я наловчился настолько, что мог, быстро стреляя в один и тот же квадрат, израсходовать весь свой магазин и попасть в него девять, а иногда и десять раз из одиннадцати.
Я бы не считал свои способности исключительными, если бы не уговорил мисс Уэст и Ваду тоже испытать себя. Ни один из них со мной не сравнился. Наконец, я уговорил и мистера Пайка, и он зашел за штурвал, чтобы никто из команды не мог видеть, как он плохо стреляет. Он ни разу не смог попасть в цель и делал самые нелепые промахи.
– Я никогда не имел наклонности к стрельбе из ружья, – заявил он с пренебрежением, – но, когда дело идет о пистолете, здесь я на высоте. Я, пожалуй, принесу и заряжу свой.
Он сошел вниз и вернулся с огромным 44-калибровым автоматическим пистолетом и горстью патронов.
– Если бы вы знали, мистер Патгёрст, что можно сделать с таким оружием, целя справа в любое место тела, предпочтительнее в живот, на расстоянии десяти-двенадцати шагов. В рукопашной схватке ружье неприменимо. Раз мне пришлось сражаться с целой шайкой, которая осиливала меня, когда я пустил в ход пистолет. Один из них только что заехал мне сапогом в лицо, когда я в него выстрелил. Пуля вошла как раз над коленом, выходя, раздробила ключицу и оторвала ухо. Я думаю, эта пуля все еще где-то летит. Потребовалось нечто побольше здорового человека, чтобы остановить ее. Так вот я и говорю: в случае надобности подайте мне хороший пистолет.
Полчаса спустя, когда я все еще продолжал трещать из моей новой игрушки, он с тревогой спросил:
– А вы не боитесь, что израсходуете все свои патроны?
Он совершенно успокоился, когда я сказал ему, что Вада захватил с собой для меня пятьдесят тысяч патронов.
Во время стрельбы в море показались две акулы. Мистер Пайк сказал, что это крупные экземпляры, около пятнадцати футов длины. Было воскресное утро, так что, кроме людей, управляющих судном, команда была свободна, и вскоре плотник, одного за другим, поймал обоих чудовищ на огромный канат вместо лесы, с привязанным к нему гигантским железным крюком и куском свинины, величиной с мою голову. Их подняли на палубу. И здесь я снова увидел пример жестокости моря.
Вся команда собралась вокруг акулы с карманными ножами, топорами, дубинами и взятыми из кубрика огромными ножами для мяса. Я не буду рассказывать подробностей, скажу только, что они смотрели с жадностью и сладострастием и орали и выли от восторга, проделывая ужасные вещи. Наконец, одну акулу выбросили обратно в океан, проткнув ей заостренным колом верхнюю и нижнюю челюсти так, что она не могла закрыть пасти. Таким образом она была обречена на неизбежную и медленную голодную смерть.
– Я вам что-то покажу братцы, – закричал Энди Фэй, когда они принялись за вторую акулу.