Тут начался новый приступ качки. Я снова сел на кровать и ухватился за спинку. Мисс Уэст, прочно стоя в дверях, опять начала смеяться, а позади нее по ковру кают-компании пулей пронесся буфетчик, держа в объятиях небольшую письменную конторку, которая, по-видимому, сорвалась с подставки, когда он ухватился за нее, ища опоры. О наружную стену каюты бились волны, а буфетчик, не найдя пристанища, промчался обратно все еще с конторкой в руках.
Воспользовавшись благоприятным моментом, я попытался выйти из каюты и достигнуть сторожевой стойки трапа до начала новых раскачиваний. И стоя у трапа в ожидании возможности подняться, я не мог забыть того, что только что видел. Перед моими глазами ярко вставали заспанные глаза мисс Уэст, ее распущенные волосы и вся ее женственная мягкость. «Желанная женщина!» – непрестанно звучало у меня в голове.
Но все это вылетело из нее, когда, почти добравшись до верхушки трапа, я вдруг полетел вверх так же стремительно, как обычно летят вниз. Ноги мои сами собой перелетали со ступеньки на ступеньку, чтобы избежать падения, и я летел или падал, по-видимому, вверх, пока, достигнув конца трапа, не уцепился за что-то, дрожа за свою жизнь, в то время как корма «Эльсиноры» взлетела кверху на огромной волне.
Какие прыжки для такого огромного судна! Старое, стереотипное слово «игрушка» как раз соответствовало ему. Оно действительно было игрушкой, игрушечной дощечкой во власти стихии. И все же, несмотря на подавляющее чувство своей беспомощности, у меня было сознание нашей безопасности. Здесь был Самурай. Руководимая его волей и его мудростью, «Эльсинора» не была легкой добычей для моря. Все было под его контролем, им предусмотрено. Она делала то, что он ей приказывал и, какие бы титаны бурь ни ревели вокруг нее, ни набрасывались на нее, она будет продолжать исполнять его веления.
Я заглянул в капитанскую рубку. Он сидел там на привинченном к полу кресле, упираясь обутыми в непромокаемые сапоги ногами в стойку, что удерживало его в равновесии при самой сильной качке. На его непромокаемом плаще в свете лампы сверкали мириады капель морской воды, свидетельствовавшие о том, что он недавно вернулся с палубы. Его черная и блестящая шапка казалась шлемом легендарного героя. Он курил сигару и, улыбаясь, приветствовал меня. Но он выглядел очень усталым, очень старым, но мудрым, а не слабым. Его побледневшее лицо было более прозрачно, чем когда-либо, и все же никогда он не был более спокоен, никогда не был таким самодержавным властелином нашего маленького, хрупкого мирка. Сказывавшийся в его чертах возраст не был результатом земного существования. Он не имел возраста, не имел страстей, он был сверхчеловеком. Никогда он не представлялся мне столь великим, столь далеким, столь бесплотным гостем из потустороннего мира.
И серебристо-мелодичным голосом он предостерегал меня и давал мне советы, когда я пытался открыть дверь рубки, чтобы выйти на палубу. Он знал подходящий момент, которого сам я никогда бы не угадал, и объяснил мне, как попасть на корму.
На палубе всюду была вода. «Эльсинора» летела вперед в шипящем потоке. Море пенилось и лизало край кормовой палубы то справа, то слева. Высоко в воздухе вздымавшиеся вверх и угрожающе падающие волны преследовали нашу корму. Воздух был полон водяных капель, как туман или как пена. Вахтенного офицера на корме не было. Она была пуста, если не считать двух рулевых в клеенчатых плащах, с которых струилась вода, под неполным прикрытием открытой будки штурвала. Я пожелал им доброго утра.
Один из них был Том Спинк, пожилой, но живой и надежный английский матрос. Другой – Билль Квигли, один из трех друзей, державшихся всегда вместе на баке, несмотря на то что двое остальных, Фрэнк Фицджиббон и Ричард Гиллер, были из вахты второго помощника. Эта тройка доказала ловкость и силу своих кулаков и свою сплоченность. Они вели правильные сражения с кликой висельников и отвоевали себе некоторую независимость. Они не были настоящими моряками – мистер Меллер насмешливо называл их «каменщиками», – но они успешно противостояли баковой шайке.
Перейти палубу от рубки до кормы было делом не легким, но мне это удалось. Я уцепился за перила, а ветер жалил мне тело сквозь пижаму. В это время «Эльсинора» на минуту выпрямилась и бросилась вперед и вниз по скату огромной волны. Когда она таким образом стала горизонтально, ее палуба наполнилась водой от одного борта до другого. Над этим потоком, по колено в нем, стояли мистер Пайк и полдюжины матросов, уцепившись за перила бизань-мачты. Там же находился и плотник со своими помощниками.
Следующий вал плеснул с полтысячи тонн воды за правый борт в то время, как все шпигаты правого борта автоматически открылись и впустили огромные потоки воды. Затем последовал обратный размах влево, и железные дверцы захлопнулись со звоном, сотни тонн воды выплеснуло за левый борт, а все шпигаты этого борта широко открылись, набирая воду. И не следует забывать, что в продолжение всего этого времени «Эльсинора» бешено неслась вперед.
Единственными поднятыми на ней парусами были три верхних марселя. На ней не было ни малейшего треугольника передних парусов. Я еще никогда не видел ее с таким небольшим количеством парусов, и три узких полоски парусины, казавшиеся под давлением ветра листами железа, гнали ее с поражающей скоростью вперед.
Когда с палубы схлынула вода, люди у бизань-мачты покинули свое убежище. Часть их, под руководством страшного мистера Пайка, старалась поймать кучу досок и куски перекрученной стали. Сначала я не понял, что это было. Плотник с двумя помощниками бросились к люку номер третий и стали работать напряженно и торопливо. И я понял, почему капитан Уэст повернул судно тылом к шторму. Люк номер третий был разрушен. Кроме того, был сломан большой брус-тимберс, называемый «твердым хребтом». Вероятно, он сорвался или затонул. Прежде чем наша палуба снова покрылась водой, я рассмотрел временные исправления плотника, который скреплял и заколачивал новыми досками люк номер третий, чтобы он не пропускал воду.
Когда «Эльсинора» погрузила в воду левый борт и зачерпнула несколько сот тонн воды Атлантического океана, а затем, немедленно опустив правый борт, набрала еще несколько сот тонн воды, все люди побросали работу и, спасая свою жизнь, уцепились за реи бизань-мачты. Брызги волн совершенно скрыли их от меня, но затем я их снова увидел и пересчитал: все были на месте. Снова они ожидали, чтобы с палубы схлынула вода.
Преследуемая мистером Пайком и его людьми груда обломков пронеслась по палубе футов сто вперед, затем, когда корма «Эльсиноры» погрузилась в пропасть, понеслась обратно и налетела на стену рубки. Я узнал в этой груде часть мостика. Не хватало той части, которая шла от бизань-мачты к средней рубке, а шлюпка у правого борта против средней рубки превратилась в щепки.
Наблюдая усилия людей поймать часть мостика, я вспомнил, как Виктор Гюго великолепно описывает сражение матросов с сорвавшейся в бурную ночь корабельной пушкой. Но тут была разница. Рассказ Гюго волновал меня сильнее, нежели эта настоящая борьба, происходившая у меня на глазах.
Я не раз повторял, что море делает людей жестокими. Теперь, стоя здесь, на краю юта, в моей пронизанной ветром, пропитанной водяными брызгами пижаме, я убежден в том, как я сам стал жесток. Я не чувствовал жалости к обитателям бака, барахтавшимся с опасностью для жизни внизу, подо мной. Они не шли в счет. Мне было даже интересно посмотреть, что произойдет, если их настигнет эта низвергающаяся масса воды прежде, чем они достигнут безопасного места.
И я это увидел. Мистер Пайк, идя во главе, по пояс в потоках воды, бросился вперед, поймал обломок мостика концом каната и прикрепил его оборотом каната к одному из левых бизань-вантов. «Эльсинора» накренилась налево, и огромная зеленая стена встала футов на двенадцать над бортом. Люди бросились к перилам. Но мистер Пайк, держась за свой конец каната, смотрел прямо на стену воды и принял ее на себя. Он продолжал стоять, все еще держа в руках канат.
Слабоумный фавн (глухой как тетеря) первый направился на помощь к мистеру Пайку, за ним последовал Тони, грек, а за ним шли Падди, Карлик, Генри и позади всех, конечно, Нанси, с таким видом, словно его вели на казнь.
Воды на палубе было уже только по колено, но она текла с неудержимой силой, когда мистер Пайк и шестеро матросов подняли часть мостика и пошли вперед к баку. Они качались и спотыкались, но все же продолжали идти.
Плотник первый заметил угрозу: огромную гору воды. Я видел, как он кричал что-то – сначала своим помощникам, а потом мастеру Пайку, прежде чем побежал к перилам. Но для мистера Пайка и его людей не было спасения. Море ринулось к средней рубке через борт с высоты добрых пятнадцати футов над бортом и двадцати над палубой с правой стороны. С крыши рубки начисто смыло обломки шлюпки. Наткнувшись на стену рубки, вода взметнулась вверх до нижней реи и вместе со всей массой воды все это обрушилось на мистера Пайка и его людей.