- Пожалуйста, прошу вас, простите меня, - продолжил немец, отвешивая официальный поклон. – Я не имею отношения к полиции. Я видел, что вы перелезли через забор. Дело в том, что я ищу проживающую в этом доме даму, которая, как я опасаюсь, попала в беду. Я не задаю вопросов, но прошу вас как человека благородного: скажите… вы заходили внутрь?
«Конечно же, нет, за кого вы меня принимаете? За грабителя?» - этот ответ крутился у Эшера на языке, но умоляющее выражение серых глаз незнакомца заставило его передумать. Он спросил:
- Кого вы ищете,
- Мадам Эренберг, - с достоинством ответил немец. – Она… она мой близкий друг. В воскресенье я получил телеграмму, которая испугала меня. Обращаться в полицию я не хочу. О русской полиции ходит слишком много тревожащих слухов. Но когда я прошлым вечером прибыл в Петербург, то узнал, что врач, лечивший мадам от нервного расстройства – именно с ним я должен был встретиться, - так вот, я узнал, что он убит. Теперь оказывается, что ее дом заперт…
- Я имею честь говорить с полковником Зергиусом фон Брюльсбуттелем? – мягко осведомился Эшер.
Тот бросил на него ошарашенный взгляд:
-
***
- Он стал вампиром? - прошептала Лидия, чувствуя, как легкие наполняются воздухом, сладким, как тысяча поцелуев. Сознание прояснилось, хотя она по-прежнему не находила в себе сил, чтобы открыть глаза. Но сейчас это не имело никакого значения. В том помещении, где она лежала, царила темнота, и рядом был Симон.
На щеке она ощутила прикосновение гладких острых ногтей (совсем как у ангела из ее сна).
- Да, сударыня.
- Жаль.
Она сжала его тонкие сильные пальцы, такие знакомые и холодные. Почему-то подумалось, что его руки должны быть еще холоднее… наверное, ее собственные ладони сейчас как две ледышки, хотя сама она ощущала лишь дремотное тепло.
- Значит, он победил? Он отправится к кайзеру…
- Вам не стоит беспокоиться об этом, сударыня.
- Лучше бы я умерла…
- Не переживайте так. Я не позволил бы вам умереть от рук подобного проходимца, да еще и еретика к тому же.
Ее голова снова лежала у него на коленях. Щекой Лидия чувствовала грубую вытершуюся ткань. Ей вспомнился… сон? Во сне ее перенесли в узкую монашескую келью где-то в подземельях. Когда она открыла глаза (или подумала, что открыла), то в тусклом свете лампы, пробивающемся сквозь смотровое окошко, увидела, как Исидро надевает черную монашескую рясу, извлеченную из какой-то погребальной ниши, всю в пыли и паутине; полуистлевшая ткань расползалась под его пальцами. Его рубаха и брюки аккуратной стопкой лежали на полу у двери кельи – Лидия еще удивилась, почему он положил их именно туда. Она не знала, хватит ли ей сил, чтобы переодеться, но потом вспомнила о Текселе и сказала себе, что силы найдутся.
За этим воспоминанием пришли другие.
- Она мертва, - шепнула Лидия. – Ирэн. Леди Итон. Мне так жаль, Симон. Он сказал… По его словам выходило, что ее убила Петронилла.